— Послушает кто со стороны и подумает, что я вам читаю лекцию по еврейскому вопросу! — сказал Трушин, играя карандашом. — Вы вот сообразите: в крымских степях, где селятся колонисты, нет воды! Надо буравить землю на полтораста метров и ставить артезианские колодцы. Цена такому колодцу три тысячи. Откуда взять такие деньги!
— Верно-то, может, верно! Только русским американцы не особо помогают!
— В голодное время помогала Ара. Пользовался ею даже патриарх Тихон. Тогда никто не говорил, что это американские деньги!
— Я это не про себя, а про других, про бедных! — перебил Мирон Миронович. — Их, небось, завидки берут?
— Отчего не мне, а ему? Так? — Трушин прочитал счет, сделал в углу надпись и подписался под ней. (И опять Мирон Миронович был убежден, что если бы Трушин отпустил большой палец, карандаш сам писал бы, а, может быть, по слову Трушина, набросал все суммы, подчеркнул их и подвел итог.) — Это напоминает мне одного местного учителя, — сказал Трушин, кладя на место карандаш. — Есть такой Перешивкин!
— Есть! — невольно отозвался Мирон Миронович и спохватился. — Так-так! Учитель, стало быть?
— Физик! Я его давно знаю и довольно хорошо. В царское время он был инспектором. Человек обозленный! В школе у нас вместе с русскими учатся татары, караимы и евреи. Перешивкин потихоньку и стал их натравливать друг на друга. Например, рассказывает о каком-нибудь, физическом законе, дойдет до опыта, а в школе нет соответствующего прибора. «Вот видите, — скажет он, — при царе все было, а при товарищах ничего нет. Зато инородцы командуют!»
— И как язык повертывается! — с сокрушенным видом проговорил Мирон Миронович. — Дети, они-то при чем!
— Был с ним еще такой случай. На его урок опоздал один ученик, сын еврея-колониста, Лева Перлин. Перешивкин стал на него кричать. Мальчик плохо говорит по-русски. В детстве, наверно, говорил по-еврейски, а тут с перепугу растерялся и залопотал; совсем непонятное. Перешивкин стал его передразнивать. Довел мальчика до слез и показал ему свиное ухо!
— И учителя же пошли! В три шеи их надо гнать!
— Выгнали! — сообщил Трушин и положил руки на стол. — Одного выгнали, а сколько осталось? Перешивкиных много. Среди старой интеллигенции: инженеров, врачей, юристов, разных ученых. Перешивкины попадаются среди партийцев. Да мало ли везде присосалось народу! Возьмите хотя бы кооперацию. В кооперацию пролезло много бывших торговцев. Это уже верная черная сотня!
