— Как хотите, мы с вами не букашки, нас легко заметить! — Канфель понизил голос до шопота. — Такой граф обязательно работает в гепеу!
— Что-о? — тоже переходя на топот, спросил Мирон Миронович. — Да, нет! — махнул он рукой. — Граф, куда ему!
— А почему ему сдают «Пале-Рояль»? Потому что он дворянин? Вы спросите его о любом жильце, он вам о нем наизусть расскажет!
— Это у него такая привычка! — не сдавался Мирон Миронович, но вспомнил, что граф узнал ему адрес Ирмы. — А потом за ним есть грешок! Мы его так пришпандорим, что он и не пикнет!
— А если он уже пикнул?
— Померещится же тебе! — испуганно проговорил Мирон Миронович. — Обратить внимание обращу, но дела посередке не оставлю! Чтоб больше зря не томиться, сходим сейчас к уполномоченному, побалакаем, и с плеч долой!
Канфель советовал отложить переговоры, но Мирон Миронович настаивал, грубовато намекая, что он, Миронов, — хозяин, и его действия планомерны. Не желая пререкаться, Канфель причесался и, подтягивая галстук, заметил, что у него дрожат руки. Мирон Миронович подал ему шляпу, непромокаемое пальто и затворил балконную дверь на случай дождя. Спустившись в третий этаж, Мирон Миронович ввел Канфеля в свой номер, достал из чемодана полбутылки коньяку и налил две рюмки.
— Для храбрости! — сказал он, выпивая. — Коньяк — подлец, мозг очищает!
Канфель пригубил рюмку, отставил от себя, и Мирон Миронович, с сожалением взглянув на него, выпил эти остатки. На лестнице четвертого этажа Мирон Миронович оглянулся, перекрестился и перекрестил Канфеля:
— Не обессудь! Так оно спокойней!
Приблизившись к сорок восьмому номеру, Канфель услыхал за дверью выкрики и стоны. С минуту он постоял в нерешительности, думая, что пришел не во-время, но, чувствуя за спиной взгляд Мирона Мироновича, перекинул пальто через левую руку и постучался:
— Входите!
Канфель нажал дверную ручку, открыл дверь, вошел и увидел посредине комнаты кровать, на кровати голого мужчину, второпях прикрывшегося простыней. Мужчина отдувался, лицо его напоминало крупный перезрелый помидор, правая бакенбарда была закушена, и по бакенбарде Канфель узнал Сидякина. Сбоку уполномоченного Госхлебторга стоял в белом халате парикмахер Поль-Андре, рукава халата были засучены выше локтей, а рядом с парикмахером на столике разевал желтую пасть чемоданчик с пузырьками, баночками, коробочками, тюбиками и десятками мелких стальных инструментов.
— По какому вопросу? — спросил Сидякин, не поворачивая головы.
