Дрогнул Глазунов, хотел, видимо, возразить, да перемог, пересилил желание, смолчал. Но Бурлак приметил молчаливый протест Глазунова и спросил:
— Не согласен?
Не хотел Глазунов пикироваться с начальством. Никак не хотел. Потому как надумал именно сегодня решить наибольнейшую проблему своего бытия — квартирную. С тремя детьми и женой Глазунов ютился в двадцатишестиметровой холодной и сырой двухкомнатной малогабаритке. На днях сдавался первый в Гудыме девятиэтажный кирпичный дом. Квартиры в нем улучшенной планировки: большая прихожая, сушильный шкаф, мусоропровод и прочие блага цивилизации. В тресте лежала почти тысяча заявлений на жилье, а в новом доме всего семьдесят две квартиры. Но если бы их было и вдесятеро больше — все равно без команды Бурлака квартиру не получить. Идти к Бурлаку на поклон Глазунов не хотел: унизительной и постыдной казалась роль просителя, не уверенного в том, что ему не откажут. Вот он и решил сегодня напомнить Бурлаку о своем заявлении, чтобы управляющий вынужден был дать положительный ответ. Потому на задиристый вопрос Бурлака Глазунов отвечать не стал.
— Какая разница: согласен, не согласен. Раз другого выхода нет…
— Не узнаю Антона Глазунова… — сощурился в язвительной ухмылке. — В твоем запаснике всегда были ходы наперекор и поперек начальству. Неуж иссяк родник?
Вмиг позабыл Глазунов о близком дележе квартир и, глядя в смеющиеся, торжествующие и предостерегающие глаза управляющего трестом, глуховатым от нарастающего волнения голосом пробубнил:
— Есть и сейчас ход. Честней и выгодней для треста и для государства.
— Слушаю вас, — заинтересованно обронил Бурлак, лицо его сразу стало непроницаемо-холодным и властным.
— Можно договориться с Сивковым. Сделает не хуже. И никакой приплаты не потребует…
— В тот же срок? — уточнил Бурлак, уверенный, что этот козырь крыть будет нечем.
— Н-ну… в части срока…
— Ясно. Какой же срок называет Сивков?
— Он только завтра прилетит из Ожогова. Налаживал там…
— Чего же вы огород городите? Прилетит — не прилетит. Возьмется — не возьмется. Уложится — не уложится. Демагогия!
— Да мне все равно, — сорвался Глазунов. — Не такие деньги швыряем на ветер. А эти…
— Сколько этих? — без интереса спросил Бурлак, придвигая кожаную папку с бумагами на подпись.
«Тебе все равно, сколько, лишь бы дыру заткнуть», — неприязненно подумал Глазунов и намеренно зло и жестко выговорил:
— За двое суток четыре тысячи на четверых.
Не дрогнул Бурлак. Даже глаз от бумаги не оторвал. Пробурчал равнодушно:
