После тридцатилетнего изгнания, которое бабушка провела в сущем аду многоэтажных железобетонных джунглей, родители сжалились над бедной доченькой, и она получила наследство: загородный коттедж в окрестностях Абердина. Чистенький домик с белоснежными стенами прилепился к огромной скале, и вокруг не было ни души. К дому прилегал роскошный сад, спускавшийся прямо к морю. А там гневно плескались о берег холодные волны, но ярость их не в силах была помешать ленивым тюленям часами безмятежно дремать. О, как я любила и этот дом, и бабушку, которая жила в нем, мою самую лучшую на свете бабушку. Вот и сейчас — на целых двое суток, сорок восемь часов, этот дом с его хозяйкой, этой поистине потрясающей пожилой дамой, стал для меня сущим раем.
— Добро пожаловать, наконец ты дома! — торжественно провозгласила бабушка.
В детстве этот дом мне казался волшебным, потому что снаружи он выглядел совсем крошечным, а внутри был просто громадным. Просторные комнаты, старинные гранитные полы и потрясающе красивые камины. И везде было много широких окон с видом на Северное море. На подоконниках лежали вышитые самой бабушкой маленькие пестренькие подушечки, которые так и манили присесть, полюбоваться красивым видом, помечтать. Сидеть у окна и смотреть на море можно было часами, а если повезет, порой удавалось увидеть из окна и пару тюленей. Главной комнатой была, конечно же, кухня, в центре которой стоял старый дубовый стол. В кухонном очаге никогда не гас огонь. А моя комната располагалась под крышей и занимала весь верхний этаж. Потолок поддерживался толстыми балками, а из двух застекленных эркеров открывался изумительный вид на песчаный берег и океан. Эта комната была раза в четыре больше моей жалкой комнатушки в Кентиш-Таун.
Только мы приехали, я первым делом побежала наверх, бросила сумки, переоделась в удобную, теплую одежду и смыла с лица всю косметику вместе с лондонской копотью и грязью. Когда я спустилась, бабушка уже заварила чай и намазывала толстым слоем масло на домашние лепешки. У меня сразу потекли слюнки. К черту обет воздержания: разве можно отказать себе в этом маленьком и совершенно невинном удовольствии? Мы сели за стол, и бабушка принялась разливать чай.
— Постарайся поменьше думать о Пите, — сказала она протягивая мне горячую кружку, — тут и речи не может быть о настоящей любви. Когда встретишь своего единственного, того самого, ты сразу это почувствуешь. Посмотри на своих родителей. Твой отец с первого взгляда понял, что твоя мать создана для него. Он готов был часами говорить о своей ненаглядной. Она у него была и самая умная, и самая красивая, и самая веселая девушка на свете. Он влюбился по уши, он говорил только о ней, так продолжалось несколько месяцев, а мы ее даже в глаза не видели. Она ведь не сразу ответила ему взаимностью.
