Я всегда морщилась, когда они принимались обсуждать передачи об алкоголизме в Шотландии, тяжелой жизни рабочего класса или качестве образования в государственных школах. Мое мнение обо всем этом их абсолютно не интересовало. Еще бы, ведь они были куда более образованы (они же все учились в платных заведениях) и потому считали, что со мной говорить не о чем. Им было совершенно наплевать на мой личный опыт. Им вполне хватало тех знаний, которые они вычитали в своих умных книжках и журналах. Зачем им знать реальные факты, которые могут нарушить стройность беседы. Раз у меня большие сиськи и шотландский акцент, значит, я безмозглая дура. А я со своей стороны считала их воплощением напыщенной спеси и ненавидела всей душой. Но означает ли это, что я должна платить той же монетой и Питу?
Когда я ушла из подросткового журнала и стала работать в «Глице», Арабелла, старинная приятельница Пита, вечно ходившая с растрепанной копной грязных волос на голове и в каких-то бесформенных платьях с идиотскими кружавчиками — таких платьев не сыщешь ни в одном магазине — как-то странно оживилась и ехидно спросила: «Ага, значит, ты теперь будешь и одеваться как взрослый человек?». Пит так хохотал, что чуть спаржей не подавился. Да, наверно, я должна ненавидеть Пита. «Ненавидь Пита. Ненавидь Пита», — нашептывал мне голосок в мозгу.
Наконец я пришла в себя, немного успокоилась, и мои голоса притихли. Я глубоко вздохнула и закурила, глядя, как дым клубами поднимается к потрескавшемуся потолку и расходится по комнате. Что ж, пора звонить Фионе — я всегда звоню ей, когда у меня неприятности.
— Ну, что там у тебя опять стряслось? — спросила она, как только услышала мое приветствие, перебиваемое сдержанными всхлипываниями. — Давай, выкладывай.
— Фиона, представляешь, Пит меня бросил. Этот козлина взял и бросил меня. — Я не в силах была унять дрожь в голосе.
— Ну, ну, золотко, успокойся. Ты меня слышишь? Все утрясется. Перемелется — мука будет. Главное сейчас, — успокойся.
Фиона ворковала, сочувствуя и успокаивая меня, а я плакала в трубку навзрыд.
— Лора, — мягко продолжала она, выслушав мои почти десятиминутные жалобы и вскрики, что жизнь моя кончена, — подумай-ка лучше вот о чем: может этот твой Пит вовсе тебе не подходит? А, что скажешь? Может, он тебе вовсе не пара? А где-нибудь рядом ходит именно тот, кто тебе нужен. И гораздо лучше этого твоего Пита.
— Может, ты и права, — сдавленным голосом промычала я, — но почему мне так плохо, Фиона?
