Долгое прощание. Обратный ход | страница 44



— Мистер Марлоу? С вами будет говорить мистер Эндикотт.

Он подошел к телефону.

— Это Сюэлл Эндикотт, — представился он, будто не знал, что его чертова секретарша уже довела это до моего сведения.

— Доброе утро, мистер Эндикотт.

— Приятно услышать, что вас выпустили. Наверное, ваша идея — не оказывать сопротивления — оказалась правильной.

— Это не моя идея. Просто упрямство.

— Сомневаюсь, что вы снова услышите об этом деле.

Но если услышите и вам понадобится помощь, дайте мне знать.

— Вряд ли. Он умер. Поди докажи, что мы с ним вообще встречались. Потом надо доказать, что я знал о преступлении. А потом — что он преступник и скрывается от закона.

Он прочистил горло.

— Может быть, — осторожно заметил он, — вам не сказали, что он оставил полное признание?

— Сказали, мистер Эндикотт. Я сейчас говорю с юристом. Разрешается ли мне произнести, что и подлинность, и правдивость этого признания тоже еще надо доказывать?

— Боюсь, что у меня нет времени для юридических дискуссий, — отрезал он. — Я улетаю в Мексику для выполнения довольно грустного долга.

Догадываетесь, какого?

— Гм. Смотря кого вы представляете. Вы ведь так и не сказали, помните?

— Прекрасно помню. Ну, до свидания, Марлоу. Мое предложение о помощи остается в силе. Но позвольте дать вам еще и совет. Не будьте слишком уверены, что у вас все в порядке. Ваш бизнес очень уязвим.

Он повесил трубку. Я посидел минутку, не снимая руки с телефона и насупившись. Затем стер с лица хмурое выражение, встал и открыл дверь в приемную.

Возле окна сидел человек и листал журнал. На нем был серо — голубоватый костюм в еле заметную клеточку, на скрещенных ногах — черные мокасины, удобные, как домашние туфли — такие не протирают на каждом шагу дырки в носках. Белый платок был сложен квадратиком, и за ним виднелся краешек темных очков. Волосы у него были густые, темные и волнистые. Загорел он до черноты. Он вскинул на меня глаза, блестевшие, словно у птицы, и растянул в улыбке губы под ниточкой усов. Галстук у него был темно — коричневый, прекрасно вывязанный, рубашка сверкала белизной.

Он отбросил журнал.

— Ну и дерьмо печатают, — сообщил он. — Это я про Костелло читал. Многие знают насчет Костелло. Столько же, сколько я про Елену Прекрасную.

— Чем могу вам быть полезен?

Он неторопливо смерил меня взглядом.

— Ишь, Тарзан на красном самокате, — сказал он.

— Что?

— Ты, Марлоу, Тарзан на красном самокате. Потрепали они тебя прилично?

— Так себе. Вам до этого какое дело?