— Ложись на траву, — шепнула Агашка, — ложись, открой рот да зажмурь глаза…
Павел покорно лег на живот и открыл рот. Агашка положила перед ним пучок травы с маленькими желтыми цветочками и отошла к костру. Павел лежал с закрытыми глазами, боясь шевельнуться. Вдруг он почувствовал, что задыхается, сквозь его горло проскочил в рот какой-то скользкий комок, что-то шлепнулось в траву и сосущая боль в груди Павла прекратилась.
— Выскочила, проклятая, — радостно вскричал он.
Агашка неподвижно стояла у костра и расширенными, немигающими глазами смотрела в темноту.
— Ну и ладно… А теперь беги за мной, да не отставай, а то худо будет, — сказала она и бросилась в чащу. Павел долго бежал за ней, спотыкаясь о корни, натыкаясь на кусты и по временам кричал:
— Агаша, подожди… Мочи моей нет. Агаша…
Шелест кустов слышался далеко впереди. Павел собрал все силы и продолжал бежать. Неожиданно что-то словно обухом ударило его по голове, он полетел куда-то вниз, цепляясь за кусты, и потерял сознание.
Очнулся Павел на дне лесного оврага, на том самом месте, где он в первый раз встретил колдунью. Без шапки, мокрый от росы, в разорванной рубахе, он встал и осмотрелся. Было уже светло, в кустах перекликались птицы, лучи восходящего солнца зажигали росу в густой траве косогора. Дрожа от холода, Павел пошел к кордону.
— Где это тебя черти носили? — сердито встретила его Варька. — Аль шапку-то пропил? А рубаху-то где исполосовал? Батюшки! И крест-то потерял, татарин поганый…
— Молчи уж, — сердито оборвал ее Павел, садясь к столу. — Где был, там меня нет… Помалкивай знай…
Варька с любопытством взглядывала на мужа, но он молчал.
— Слышь, Варька, пойду завтра к объездчику… — сказал он угрюмо. — Хочу уволиться с кордона… Неладно тут, нечисто… Попрошусь на другой кордон аль в стражники, в стражниках не в пример лучше…
Сергей Гусев-Оренбургский
ТЕМНАЯ СИЛА
В Понурове, глухой деревеньке Челябинского уезда, в убогой лачужке на конце деревни, проживал полуслепой старик с трясущейся головой. Благодаря ли природной угрюмости характера этого столетнего бобыля, темному ли слуху про его подозрительное прошлое (говорили, что он отравил когда-то свою жену), — но только деревенские бабы со страхом косились на одинокое окошко его хаты и шептали про себя: «да воскресную молитву», когда случалось им проходить мимо, мужики же приписывали влиянию старика засухи, грозы не вовремя, градобитья и неурожаи. Звали старика, по-уличному, Темный, — он был высок ростом, костистый, тощий, с длинной шеей и маленькой головкой, все как бы кивавшей. И была эта головка совсем лысая, но по землистому лицу вкривь и вкось разрослась клочьями седая борода, что придавало ему сердитый и даже страшный вид. Им пугали ребят, грозили друг другу его чарами.
