Оксана смотрит попеременно на Генри и Анну. Не может понять их отношения. Генри, почти серьезно:
— Не слушайте ее, Оксана. Я не кусаюсь, не ругаюсь. И вообще, если меня не задирать, я хороший. Особенно здесь, в этом прелестном заведении. Садитесь здесь.
Анна и Эльза уходят на кухню.
— Хорошо, Пьер, но обещайте рассказать мне что-нибудь интересное. Здесь довольно скучно.
Садится напротив Генри.
— А кто заставляет вас скучать в этом сонном царстве? Вы нашли здесь особенный сюжет, пытаетесь схватить его? Расскажите, я внимательный слушатель.
Оксана довольно долго смотрит на Генри, переводя взгляд со стрижки на плечи, руки:
— Рассказывать мне особенно нечего… Пыталась рисовать местные каналы, но ничего интересного не получается. Только раз зарисовала одного попрошайку, довольно колоритного. Я когда-то в колледже художественной академии увлекалась портретами, правда, гротескными.
— В какой академии?
— В Эдинбурге.
— И каким ветром занесло вас в Эдинбург из России? Ведь вы оттуда родом? Мне Анна когда-то говорила.
— Разве это интересно? Знаете, что? Посидите здесь. Я принесу альбом. Попробую вас нарисовать.
Генри передразнивает:
— «Разве это интересно?» Согласен, только если вы потом передадите рисунок мне.
— Пусть хоть так.
Уходит очень быстро наверх. Возвращается с альбомом:
— Сидите спокойно пару минут. Я набросаю лицо.
Быстро, решительными штрихами рисует лицо Генри. Через несколько минут командует:
— А теперь станьте к двери, как будто вы входите.
Генри послушно встает и подходит к двери. Оксана опять быстро рисует в альбоме. Через некоторое время разрешает:
— Можно посмотреть.
Генри с удивлением разглядывает лист, где он стоит в двери, чуть выставив вперед голову. На голове пиратский платок, в руке кривой нож. Лицо искривлено угрожающей улыбкой, на щеке шрам, но все равно, лицо узнаваемо.
— Это вы меня таким представляете?
— Сама удивляюсь. Хотя, наверное, это подсознательно получилось. Признаюсь, я не могу представить вас коммивояжером. Другая речь, совсем другие плечи и руки. Главное, другие глаза.
— Вы меня удивили. Но рисунки, оба, я заберу. Спасибо. Потянулся к альбому, вырвал оба рисунка и свернул в трубочку:
— Странные рисунки, но мне нравятся.
— Только вы не обижайтесь. Я позднее нарисую ваш настоящий портрет. Возможно, в масле. Но небольшой. Как вам его переслать потом? Дадите телефон?
Генри, с некоторым сомнением:
— Не знаю пока. Я все время в разъездах. Давайте, я лучше запишу ваш телефон. Позвоню вам через пару месяцев. А как вы будете рисовать без меня?
