- Готовиться к выходу в море! - приказал Осман-паша.
Вся свита выразила шумное удовлетворение решением адмирала. А шут бросился ему под ноги. Перекувыркнулся. Сказал, заглядывая в лицо снизу, преданно и плутовски вместе:
- Вот так перевернется русский адмирал под победоносным громом твоих пушек! - Вскочил. - И вот чем я буду его приветствовать!
Пезавенг дал пинок русскому адмиралу. Пока в воздухе.
Офицеры засмеялись.
- Пезавенг! - улыбнулся адмирал. И пребольно потянул шута за ухо. Он в самом деле любил своего шута, давно уже немолодого. Кряжистого, нестройного и очень ловкого. Любил выражение его лица, в котором была не глупость, а хитрость. - А ведь мой приказ не для твоего длинного уха. Я велю пригвоздить твое ухо у двери моей каюты!
Пезавенгу было больно. Но ему положено было смешить людей своей болью.
- Тогда дурак будет слышать тайны мудреца!
- Не страшно! Я велю зашить дураку рот!
Пезавенг бесстрашно осклабился.
- Но что же ты будешь делать тогда без моего языка?
Молодец Пезавенг! Нашелся!
Осман- паша засмеялся и отпустил ухо.
Шут тотчас воспользовался доброй минутой, заклянчил, показывая на лодочников за бортом «Селимие».
- Накажи, накажи вот этих гребцов! Они сначала не хотели Пезавенга везти на своей шлюпке, а теперь не принимают шуток Пезавенга за пиастры! Чем мне платить, если я сам ничего не получаю?
Это было почти правдой: жалованье у шута было малое. Как и у всех. Моряку полагалось жить не жалованьем, а победами и добычами.
Осман- паша бросил горсть пиастров гребцам. Подумал с горечью: «Пезавенг понимает: «Морякам надо платить жалованье, а в Долма-бахче, где каждый мнит себя мудрецом, не понимают того, что понимает шут!»
На широте мыса Инабас, где разведка видела русские корабли, их не было. Не было и у Пендераклии той эскадры, которая спалила линейный корабль. Печальное зрелище представляла собой Пендераклия. Обугленные остовы зданий в военной гавани, в черной копоти стены разбитых фортов. Печальную картину представлял собой Акчесар. С моря видно было, по останкам стапеля ползали люди, как черные муравьи. Люди есть люди. Люди разрушают построенное. Люди восстанавливают разрушенное.
Осман- паша не знал, на что решиться.
Ему не хотелось идти на Сизополь, - хотя, если он ищет русских, он там их найдет.
Может быть, гнев отпустил султана Махмуда и аллах вернул ему разум, холодный и расчетливый?
Войти в Босфор?
Но как же войти, если никто не скажет, в каком настроении Махмуд?
