– Ты просто гонишь меня, – сказал он.
Девушка помотала головой.
– Нет. Больше шансов, что мне поверят, если я буду одна. Да и удрать со станции, если прижмет, мне одной будет легче.
И вот она стояла босая перед пограничниками, демонстрируя им натертую кандалами лодыжку, а шансы, что ей поверят, таяли на глазах.
«Неужели все напрасно? А, Господи? Неужели напрасно?»
* * *
Выручил стажер.
– Так че, Левшу, что ли, звать? – спросил он.
Ствол карабина дрогнул и слегка отклонился в сторону. Старший наряда пожевал губами и отступил на шаг назад. Последнее Гончей совсем не понравилось, по коже под разгрузкой пробежал холодок.
– Зови, чего уж, – пробурчал пограничник, возвращая ее к жизни. – Я пока за этой присмотрю. А ты стой и не дергайся!
Но она дергаться и не собиралась.
Стажера как ветром сдуло, а его напарник перехватил карабин поудобнее и спросил:
– Сама-то откуда будешь?
Пограничник по-прежнему держал ее на прицеле, но что-то в его позе изменилось. Может, не в позе, а во взгляде. Но Гончая ясно почувствовала – он не станет в нее стрелять, если она не даст ему повода.
– С Кропоткинской, – ответила она и, чтобы сменить опасную для себя тему, прошептала: – Мне страшно и… нехорошо. Ноги не держат.
– Ты это, не балуй! – всполошился мужчина. – Не вздумай упасть тут! На загородку вон обопрись.
Воспользовавшись советом, Гончая облокотилась на заградительный барьер, пальцы правой руки коснулись спрятанного в левом рукаве ножа. Теперь оставалось только ждать.
– К фашистам-то как попала? – увидев, что смертница пока не собирается падать в обморок, пограничник решил поговорить.
– В туннеле схватили, – ответила та. Она опустила голову и, прикрывшись спутанными волосами, наблюдала за происходящим. – Подкрались, я и не заметила. Удар по голове. Больше ничего не помню. Очнулась в клетке.
– В клетке?
– В концлагере, – уточнила Гончая. Про фашистский концлагерь она могла рассказать гораздо больше, чем про якобы родную Кропоткинскую, на которой никогда не бывала.
– Так значит, фашисты наших, как зверей, в клетках держат?! – возмутился пограничник.
«А ваши у себя на Лубянке не держат?» – хотела спросить у него девушка, но не спросила. Пожилой охранник явно не имел никакого отношения к зверствам лубянского Палача и его подручных.
«Где же одноглазый? Нашел его стажер? Если нашел, почему не ведет?»
– И много в концлагере наших сидит?
– Не знаю, – Гончая помотала головой, чтобы волосы лучше закрыли ее лицо. – Там темно, не видно. Стоны со всех сторон, не разобрать.
