В этот раз мальчишка опасался напрасно. Зажаренное на углях мясо змеекрысы оказалось ничуть не хуже шашлыка из обыкновенных крыс. Тем более его было много!
После столь сытной трапезы бродяги принялись упаковывать срезанные с костей куски мяса в свое тряпье, и отец Ярослав, воспользовавшись тем, что на них с Гончей никто не обращает внимания, тихо спросил у нее:
– Зачем тебе военный жилет? Что ты задумала?
– Думаешь, воевать собралась? – девушка усмехнулась, потом покачала головой. – Силы уже не те. Отвоевалась. Но прикончить нескольких гадов я еще смогу.
Она выставила перед собой выторгованный у бродяг самодельный нож, весь покрытый кровью змеекрысы.
– Что ты собираешься делать? – не унимался священник.
– Пойти на Площадь Революции, найти того, кто виновен в смерти моей дочери, и убить. Выполнить божье предназначение.
– Это кощунство! – воскликнул отец Ярослав, вскочив от возмущения. – Бог не призывает и не подстрекает к убийствам!
Он был смешон в своем праведном гневе. Гончая прикрыла глаза. Ей не хотелось вступать в спор, но она чувствовала – священник не отстанет.
– Зачем же он тогда вывел нас в перегон между Площадью Революции и Курской? Мог бы выбрать другое место. Или вообще скормить змеекрысе.
Отец Ярослав либо не понял сарказма, что вряд ли, либо сделал вид, что не заметил его. Он опустился на землю возле своей молодой спутницы, обхватил ладонями ее кулак, в котором она держала нож, и заговорил:
– Я уверен, что мы выбрались из подземного лабиринта и одолели чудовище с божьей помощью. Но Господь сберег тебя не для того, чтобы ты убивала людей. У тебя должно быть – и оно есть! – другое предназначение.
Гончая выдернула руку с ножом из его ладоней.
– Я хочу, чтобы убийцы моей дочери сдохли. Все, до единого. Больше ничего. Только это.
Из дневника Стратега…
«Пишу, чтобы не сойти с ума. Если кто-нибудь прочтет мои записи, наверняка решит, что я чокнулся. Иногда на трезвую голову мне кажется, что это так и есть. Хотя трезвым я теперь бываю редко. Чтобы по-настоящему забыться, приходится вливать в себя столько, что просто не лезет. Как-то выпил за раз бутылку коньяка – выдержанного армянского, а не какой-нибудь сивухи. Сожрал под него два лимона, как Гончая во время нашего знакомства. А через пять минут выблевал все наружу.
Спасаюсь таблетками. Набил полные карманы. Брал со склада спецпрепаратов не глядя. Но забыться так, чтобы навсегда, чтобы вообще не думать, чтобы ни во сне, ни наяву не видеть, как Оно вырастает из-под земли, поднимается над клокочущей паром и дымом бездной и разглядывает меня своими пылающими глазами, все равно не получается! Каждое утро одно и то же: липкий, холодный пот, сбитые в кучу простыни и мокрая подушка. Поэтому я боюсь спать один. Девки этого не понимают. Они думают, мне нужны их ласки. Нет, ласки нужны, но лишь для того, чтобы хотя бы на несколько часов забыть о том, что мы видели на товарной станции в Люберцах.
