Ее собеседник печально качает головой.
Мак-Кинли. Это исключено, дорогая миссис Шамуэй. На двоих и чтобы не валяться где-нибудь без присмотра, в дрянной, наспех высверленной норе, — на это нужна сравнительно значительная сумма, а я не смогу реализовать свои ценности в столь короткий срок. Разумеется, если бы вы захотели доверить мне необходимую сумму, я бы мог все оформить завтра же… даже пока вы спите.
М-с Шамуэй. Ну, в таком случае разумнее было бы сходить туда вдвоем!
Мак-Кинли (холодно). Простите… Что вы имели в виду, миссис Шамуэй?
Миссис Шамуэй медлит, двусмысленная саркастическая усмешка змеится по ее губам. Ее, видимо, ужасно возбуждает начавшаяся острая игра. У нее сейчас торжествующие, точечные, ненавистью сверлящие зрачки. Наверно, призраки невинных жертв вот с таким же выражением впоследствии навещают по ночам своих палачей. М-р Мак-Кинли надеется, впрочем, что за двести пятьдесят лет пребывания в целебном кокильоне подобная гадость как-нибудь выветрится из памяти!
М-с Шамуэй. Я думаю, затем хотя бы, что ведь потребуется личное присутствие при заключении контракта… (Пауза.) Между прочим, знаете, какой смешной случай мне рассказала на днях моя компаньонка, мисс Брэйк? Один аферист купил на женины деньги два места в самом роскошном сальватории и, представьте, замуровался там со своей любовницей. Правда, жена кинулась было за ним вдогонку, но где их там найдешь, в этих так называемых безднах непроглядного времени!
Следует поединок взглядов. Едва приметная скорбь разочарования читается в бесстрастном лице м-ра Мак-Кинли.
Диктор. Вот видите, мистер Мак-Кинли, а вы еще колебались, жалели старую чертовку, надеялись обойтись без этого. Среднему человеку трудно добиться удачи в условиях современной цивилизации! Теперь остается только запастись инструментом и засучивать рукава…
Мистер Мак-Кинли торжественно поднимается, складывает на столе салфетку, молча сует под нее очень крупный банкнот и, поклонившись своей даме, печально движется к выходу. Лакей провожает его в благоговейном полупоклоне. М-с Шамуэй кусает губы, она почти несчастна: ей страшно утратить, может быть, единственный в ее бездарном существовании шанс на счастье, которого в конечном счете она так и не узнала никогда. Не столько раскаяние, как боязнь прогадать толкает ее вослед ушедшему м-ру Мак-Кинли.
Ей удается догнать своего нового друга лишь на улице. Ночной мокрый город, и никого вокруг. Льет полноценный дождь: уж осень. Мак-Кинли уходит пешком, полный оскорбленного достоинства: это самая крупная и острая ставка в его жизни. Некоторое время м-с Шамуэй, такая же промокшая, почти умоляющая, молча, как девчонка, бежит сбоку.
