С увлажнившимся взором м-с Шамуэй шарит в сумочке портрет любимого покойника. М-р Мак-Кинли замечает там вполне достаточную для пролития крови пачку денег и чековую книжку, которую та некстати роняет на пол. М-р Мак-Кинли возвращает ее владелице и получает взамен фотографию в кожаном паспарту для осмотра. На ней голый и гладкий, с какой-то огнедышащей мордой дог.
Кивая со склоненной набок головой, м-р Мак-Кинли долго рассматривает карточку. «Какое милое, интеллектуальное лицо!..» — как бы говорит он всем своим видом.
— По-видимому, он был уже стар? — с участием осведомляется м-р Мак-Кинли.
— Представьте, совсем нет; он погиб под междугородным автобусом. Его сгубила любознательность. Он что-то там заметил под колесами и полез удостовериться. У него было чудесное здоровье: никогда не болел…
— Мы так неосторожны становимся с годами… и тем более нуждаемся в строгой взаимной опеке! — через силу делает еще один шаг к поставленной цели м-р Мак-Кинли. — Но, кажется, у вас самой тоже завидное здоровье?
— О, муж побаивался меня при жизни, а бабка до восьмидесяти трех лет не пропустила ни одного лыжного состязания, пока сама не поскользнулась на горной тропе… — хвастается м-с Шамуэй, запирая сумочку, и улыбается вызывающе, кокетливо, как девочка.
Мистер Мак-Кинли снова смотрит на нее оценивающими, ласкательными глазами. Правда, эта пожилая ужасная дама прочна, как плаха на эшафоте, над ней придется потрудиться. Что делать, в его положении на что только не пустишься ради осуществления мечты!.. Впрочем, как и многие философы, м-р Мак-Кинли с его придирчивой душевной чистоплотностью не очень уверен пока, что буквально все дозволено во имя детей, в природе пока не существующих. Поэтому по ходу повести ему потребуются еще и еще доводы — убедиться, что это как раз та самая старуха, которую совсем не грешно принести в жертву какому-нибудь особо возвышенному и неотложному идеалу.
Однако пора идти, м-р Мак-Кинли торопится отодвинуть стул м-с Шамуэй. Расплачиваясь, он, как и впоследствии всегда, не скупится на чаевые официанту, который сгибается в поклоне подобострастного удивления. Мелочь эта не ускользает от внимания польщенной миссис Шамуэй. «О, по-видимому, обтрепанные обшлага у этого чем-то весьма привлекательного джентльмена — только черты чудачества, нередкого на Западе у людей с достаточной рентой». Украдкой, искоса она посматривает на м-ра Мак-Кинли, проверяя свои догадки: «Но, боже, кто же вы, однако, кто?»
