Благородная империя | страница 32
— Это невероятно… — ответил бывший пленник. — Я и не надеялся даже… что когда-то еще…
— У вас все еще впереди, мой друг. Сейчас я объясню вам, что вас ждет. Видите тот костюм в углу комнаты? — старик показал на робота. — Это ваше новое тело. Мы много циклов работали над этой технологией. Оцифровка сознания — очень сложный и затратный процесс, и вы станете первым живым существом, чье сознание подвергнется полному слиянию с машиной. Вы станете неуязвимым; смерть больше ничего не будет значить для вас. Вы никогда не ощутите боли, не заболеете и не состаритесь. Да… вы сможете продолжить свою борьбу.
— Вы красиво говорите, но… в Секкине больше нет сепаратизма… — сказал Ринслейф, — а Лангорская империя побеждает всегда… Какой смысл в этих доспехах?
— Отнюдь! Эртинур на пороге больших потрясений. Как я уже говорил, Федерация Юга верит в вас.
— Расскажите мне все.
— Еще не время, — загадочно ухмыльнулся старик. — Вы сами все увидите. Откладывать нельзя; мы должны приступать к переносу. Вы готовы?
— Где мы?
— Там, где нам не помешают.
Ринслейф взглянул на черные матовые доспехи, свое будущее тело, и задумался. За научной гонкой Федерации и Империи следил весь мир, потому что из нее рождался прогресс. Великие изобретения, гениальные ученые — и споры о непонятном. «Оцифровка сознания» — для Ринслейфа, человека трущоб, это звучало как черная магия; его разум перенесется в машину, но…
— Что будет со мной после переноса? — наконец спросил Ринслейф.
— Вы станете бессмертным.
— Я имею в виду это тело. Что произойдет с ним?
— Ах, понимаю. Все очень просто. Ваше тело умрет.
Ринслейф вздохнул. Если старик говорил правду, его сознание должно было оказаться в новом теле, но что, если тот лгал или ошибался? Этот вопрос вызвал в его душе бурю, и, если бы у него еще оставались мышцы, он бы дрожал от возбуждения; однако Ринслейф не дал чувствам овладеть собой и рассудил, что лучше рискнуть, чем навсегда остаться живым мертвецом, лишенным права на окончательную смерть.
— Я готов, — наконец ответил он. — Мне нечего терять.
— В таком случае…
В глазах Ринслейфа вдруг потемнело, все тело пронзила боль; человек чувствовал, как бьется в судорогах, и уже никак себя не контролировал. Свет стал мигать, но старик оставался спокойными; агония подопытного как будто не производила на него никакого впечатления.
И боль внезапно пропала. Ринслейф уже ничего не видел, ему казалось, что он парит в абсолютной темноте. «Вот и все? — подумал он, — я умер?» Так продолжалось достаточно долго, но затем его наполнила легкость и странная эйфория. Темнота стала стремительно исчезать, растворяться в ярком свете, исходящем со всех сторон…