— Сижу, — глупо подтвердила Аррен.
— А зачем? — поинтересовалась девочка.
— От мамы прячусь.
— Надо же, — удивилась её новая знакомая. — А у меня мамки нету. Померла, когда я совсем малая была. От ветряной болячки. Не помню её совсем. А в прошлый раз с тобой мальчик был. Куда он подевался? Можешь его привести?
— Я его убила, — сказала Аррен, и огромный ком встал в горле.
На глаза навернулись слёзы.
— Он мёртв.
Она легла животом на пол, и ощутила, как темнота надвигается на неё.
Ни говорить, ни слушать — больше ничего не хотелось.
— Ну, ну, — неожиданно мягко сказала девочка. — Будет тебе.
Что-то коснулось её лба — мягкое, как пуховая перина. Она открыла глаза. Туманная девочка взъерошила ей волосы рукой. Странное дело: от самой девочки исходил холодок, как из погреба, но касание было нежным, тёплым — точно нагретый воздух с нагорья. И в то же время живительное, как глоток кваса в жаркий день.
— Мы все тут мёртвые, — сказала девочка. — Ну и что с того.
Аррен поднялась — и вдруг поняла, что они больше не вдвоем.
Вокруг неё сидело ещё трое — высокая, не слишком красивая тётка; она смотрела на гостью с сочувствием. Сухонькая старушка в цветастом платке и пухлощёкий карапуз: мальчишке был едва ли годик, он игрался с пылью, подбрасывая в воздух, и дуя на неё.
Аррен чихнула.
— Будь здорова! — весело сказала прозрачная девочка. — Сейчас я тебе всех представлю.
— Да уймись ты уже, торопыга, — сказала тётенька. — Аррен, девочка, я Марш.
Она обернулась в поисках малыша.
— А это Джинкс… Ох, мама, последите за внуком! Ну что он делает?
— Пущай дитя развлекается, — сказала старушка скрипучим и очень тёплым голосом: каждая его нота повисала в воздухе, как аромат сидра. — Эй, негодник! Прости его, доченька! — обратилась она к Аррен. — Вот уж оболтус!
Та обернулась и увидела, что жизнерадостный карапуз непостижимым образом умудрился насовать ей сзади в волосы пыли. Она чихнула ещё раз.
— Здоровьечка тебе, живи, не помирай, — хихикнула Лярша.
— Ляра! — возмутилась Марш. — Нельзя так говорить!
— Это почему?
У Аррен голова пошла кругом.
От привидений стало совсем светло; комнату заливало молочным сиянием.
Лярша и Марш вступили в пререкания; похоже, что они занимались этим не один десяток лет, и им это не прискучило. Малолетний Джинкс принялся сосредоточенно расшатывать кирпич в печи.
— Послушай меня, внученька, — сказала Фельга, бледная, как небо перед рассветом. — Горе твоё, конечно, непоправимое, но и оно пройдёт. Главное — живи. Просто живи дальше.
