— Я тоже слыхал, — свесился с полки парнишка. — Клоун этот к армянину подкатывал… как его бишь?
— Сароян? Петросян? — спросил тренер.
— Петросян. Смешной такой, всегда с крестом на шее выходил драться. Говорили, чемпионом Украины станет. И тут проиграл бой бог весть какому ботану — болтали, тот взятку дал, чтобы не в свой вес пойти, а выше, и армянину тоже деньги совал зазря. А вышел на ковер — отмутузил громилу Петросяна, как пацана из Жмеринки. Все ахнули, судью потом коньяком отпаивали. А Петросян из самбо ушел. В семинарию вроде подался, а сперва вообще в монастырь хотел.
— Теперь понял? — тренер тронул за плечо хмурого Илью. — Понял, олух царя небесного, почему я тебя с соревнования снял?
— Нет, — отстранился Илья, по-детски дрогнув обиженным ртом. — Не понял, и понимать не хочу.
Мосластые кулаки тренера сжались, казалось, он вот-вот шарахнет по столику — нет. Медленно взял воды, глотнул, поставил на место маленькую бутылочку, тщательно прикрутил крышку.
— А ты все же попробуй понять, дружок — чай не боксёр, чтобы в голову есть. Коломийца Петра, донецкого мастера, помнишь?
Понурый Илья кивнул. Тренер продолжил:
— Коломиец — взял деньги, овдовел, спился. Иванов Юрка — взял, под машину попал. Шабанов — не взял, проиграл бой, покалечил колено. Олег Липинский — чемпион Харькова, богатырь — проиграл, получил гематому в мозгу, умер. Он у меня учился, Олег, ещё мальчишкой. Я за этим клоуном давно следил, да все никак он мне под руку не попадался. Так что скажи богу спасибо, что ты ко мне сразу пришел. И я скажу, а как доедем — в Лавру схожу.
— Это к нему «скорая» приезжала, Николай Иваныч? — догадался Илья.
— Нет, — поморщился тренер. — Ко мне. Ему врач как мертвому припарки… Да что вы, как маленькие?
На лицах спортсменов проступила одна и та же громкая мысль. Но тренер от неё отмахнулся.
— Не убивал я клоуна. Он сам умер. По правилам. Знаете, что говорят японцы?
— Что именно? — осторожно спросил молчавший до сих пор Гриня.
— Что учитель в ответе за своих учеников. Я клоуна поутру ещё в клубе приметил — щуплый, рыжий, волосы до плеч, глаза яркие-яркие, зрачки широкие, взгляд плывет. Подумал ещё — наркоман. А потом Илья подошел и пальцем ткнул — вот, мол, покупает победу неопознанный гражданин. Ну, я дождался, пока отборочный тур прошел, подобрался к нему в коридоре — и вызвал. Раз, мол, мой ученик, нынче не готов к бою, так, простите великодушно, я за него. Рыжий аж побелел. А я ему улыбаюсь — вопросы? Нет вопросов, по правилам, говорит, биться будем. Условились на девять вечера, благо ключи от зала достать невелика проблема. Посудить я с Кондратьевым Михал Юричем договорился — он калач тертый и приятельствуем мы давно. Пообедать сходил, вас, дураков, проведать, размялся, попрыгал — и никак вникнуть не мог, что не так. Понял, только когда мы с клоуном на ковер вышли. От живого человека всегда пахнет. Табаком, потом, одеждой, одеколоном каким ни есть. Бывает, куртка за день так пропитается, что хоть соль соскребай и разит от неё за версту, и стирка не помогает. А от клоуна вообще ничем не пахло.
