Комната Джованни. Если Бийл-стрит могла бы заговорить | страница 93



Добившись своего, удовлетворенный Гийом, оставив лежать на кровати задыхающегося от отвращения Джованни, принимает деловой вид и, расхаживая по комнате, приводит разные доводы, почему Джованни не может у него работать. Но за надуманными предлогами лежит истинная причина, и оба смутно о ней догадываются: Джованни, как погасшая кинозвезда, утратил свою притягательную силу. Теперь все о нем известно, тайна раскрыта. Джованни это понимает, и гнев, копившийся все эти месяцы, нарастает при воспоминании о руках и губах Гийома. Какое-то время Джованни молча смотрит на него, а потом срывается на крик. Тот орет в ответ. С каждым новым словом у Джованни все сильнее кружится голова, а глаза застилает черная пелена. Гийом на седьмом небе от счастья и с победоносным видом ходит по комнате – никогда ему не доставалось так много без всякой платы. Он старается по максимуму использовать случившееся и наслаждается, видя, как лицо Джованни краснеет, голос дрожит, а на шее вздуваются жилы. Решив, что ситуация кардинальным образом изменилась в его пользу, Гийом говорит что-то оскорбительное – одна фраза, другая, сыплет насмешками, и вдруг в какую-то долю секунды замирает от ужаса, понимая, что зашел слишком далеко и ничего уже нельзя поправить.

Конечно, Джованни не собирался его убивать. Просто схватил и ударил, но от этого удара, от одного только прикосновения с сердца Джованни словно свалился камень, и теперь пришел его черед торжествовать победу. Вещи в комнате летели куда попало, трещали и рвались ткани, в воздухе стоял удушливый запах духов. Гийом рвался из комнаты, но Джованни не пускал его – теперь хозяин бара оказался в западне. И, наверное, в тот самый момент, когда Гийом в надежде на спасение схватился за ручку двери, Джованни прыжком настиг его, ухватил за пояс халата, мгновенно набросил пояс на шею Гийома и затянул. А потом просто держал пояс в руках, рыдал и ругался. Тем временем тело Гийома тяжелело, а затягивать пояс было все легче. Наконец Гийом рухнул. Рухнул и Джованни – он остался в той же комнате, среди тех же улиц, в том же мире, но теперь над ним нависла черная тень смерти.


К тому времени, когда мы нашли этот огромный дом, было ясно, что у меня нет никакого права приезжать сюда. Я даже видеть дом не хотел. Но пути назад не было. Да и ничего другого мне тоже не хотелось. Казалось, было бы правильнее остаться в Париже, чтобы следить за процессом и, возможно, навестить Джованни в тюрьме. Но я знал, что во всем этом нет смысла. Жак, находящийся в постоянном контакте со мной и с адвокатом, один раз получил свидание с Джованни. Он сказал мне то, о чем я и так догадывался: помочь Джованни не может никто.