Два детства | страница 51



Время его работы в школе не определялось никаким расписанием: до обеда и после — с учениками, вечером — со взрослыми. Вся культурная работа в поселке велась им: постановки, хор взрослых коммунаров, оркестр школьников, стенная газета, ликбез, вечернее чтение газет и художественной литературы для взрослых.

Никогда я не видел учителя праздным. Любитель меткого народного слова, он и на собрании и в беседе прицеливался к говорившему и хватался за записную книжку. Говорил образно, доказательно, остро. Газетный материал подавал увлекательно, и сложное распутывалось по ниточке. Книжки читал, как говорили коммунары, «на голоса», каждому герою «свое наречие» придавал.

Позднее, когда со мной можно было уже рассуждать, зазывал к себе. Ему нужен был слушатель для развития доказательства, когда попадала норовистая мысль. Мне же такие беседы служили на пользу.

Случалось, приглашал в баню. Мылись мы долго, с перерывами. Перерывы использовались для рассуждений литературного характера.

— Давай-ка полезем на полок, — говорил Адриан Митрофанович, — и потолкуем.

Сидят два голых человека на полке в бане, обсуждают новинки из журнала «Сибирские огни». Потолкуем, помоемся и опять на полок, потеть и рассуждать. Один раз мы увлеклись разговором и просидели в бане до поздней ночи.

— А ты знаешь, что Оскар Уайльд ставил ноги в холодную воду, когда садился писать, а Шиллер клал в письменный стол гнилые яблоки? К чему это они так? Видимо, это импульсом у них было, толчок мозгам. Чудно? Можно и поверить. У меня интересные мысли иногда родятся в бане. То ли крови больше заходит в голову? Верно, со мной так бывает! В прошлую баню пришла недурная мысль. Что, если собрать отзывы коммунаров о прочитанных книгах? Пусть-ка скажет слово простой человек, для которого книга пишется! Критики хвалят, хают писателей, а народного мнения не собрано, не слышно писателю этого голоса. А? Верю, что мнение есть, и толковое! На пользу оно должно пойти. Недавно прочитал коммунарам стихотворение, высокое по мастерству и тонкое по лирике, — поняли! Родилось свое отношение, образы… Заговорили мужики!

В эту минуту в предбаннике послышался голос:

— Адриан, ты не угорел? Какой вас черт гнет в бане уже третий час? Время-то позднее!

— Марья, Маруся, ты не ругайся, — отвечает жене учитель. — У нас, видишь ли какое дело, только до главного дошло!

— Подопру вот дверь — сидите до утра!

— Придется сдаваться: осада серьезная. Пойдем-ка ко мне на чай, там я докончу, и ты увидишь, что дело это стоящее!