— Про бога вспоминать есть кому, а о жизни я думаю, — сказал он сдержанно. Вспыхнувшее волнение заплескалось в глазах. — Думаю о ней на пашне, в пригоне, возле хомута. Пошто люди долго у ней в запряже ходят? Кто нас охомутал, а про Егора Комакина, Тереху да Зыкова забыл? Одни в оглоблях шагают, другие плеткой стегают. Умнее они других или ловчее?
— У кого нет ума, — тому на бок сума, — твердо выговаривает за занавеской бабушка. — Бога забывать стали, — вот жизнь и путается, порядок разлаживается. Народ теперь пошел, что грех подумать, срам сказать.
— А я так вывожу, что у бога память короткая. Ты, мать, прожила в соседях у бога, худым словом его не обесславила, а дал же он тебе меня, непутевого. За какие грехи?
— Мать не чтишь — бога не тронь! Он тебе дороги не переехал.
— По нашим дорогам ему тряско, оттого он нас обегает.
Отец поглощен мыслями, не шевелится, а в голове у него кипит.
— Живем рядом, а в жизни каждый карабкается в одиночку. Кто выплыл — рад, отдувается, кто захлебнулся — на дне мается.
— Уж не собираешься ли над жизнью-то верховодить, по своему норову повернуть?
— Одному ладить надсадно, сообща надо.
Замолчал, ерошит волосы. Ждет, каким словом стрельнет из-за занавески бабушка. Мне трудно понять серьезность происходящего, но по настороженным глазам матери, по неподвижной печной занавеске вижу, что неладное в семье началось.
— Мужики задумали коммуну, — растягивает слово отец, — так я туда… Ты, Анна, как?.. Как скажешь?
У матери с колен брякнули ножницы, бабушка открыла занавеску, Отец глядел на мать, ждал поддержки, чтоб сделать решительный шаг.
— Страшно выговорить, — отвечает мать, глядя на печку.
— Поначалу всякое дело несвычно. Боязно с торной тропки шагнуть в траву босой ногой: вдруг какая гадина шваркнет! Страшно, когда один, одного страх спятит, а нас будет много. Время клонит к тому, чтоб запрячь жизнь в корень.
Отец рассказывает, что уже собираются мужики у Егора Блинова, Василия Титова, толкуют о коммуне, обговаривают устав жизни, приглашают послушать. Облюбована земля, но общество супорствует. Для такого дела оттягают! Соберем все хозяйство в кучу, сообща посеем, уберем. Машиной пахать будем и молотить! Жить будет легче. Распрямится человек, оторвется от своей борозды, поглядит на мир, — и сил у него прибавится!
— Сорить хозяйство собрался? Отцовское посатарить захотел? Послал нам бог хозяина в семью! Отдай хозяйство в чужие руки, а потом жди-выглядывай. Спроси нищего, сладко ли из чужих рук кормиться? К чему фордыбачиться? Не много у нас нажитку, зато кусок непрошеный. Стабуниться не диво. Только в табуне под бока рогами ширяют. Живи, как заведено было, как показано. Мотать хозяйство не дам, в коммуну не пойду!
