Одолела хворь деда Бушуя. Зевота да ломота — стариковская работа. А веселый это был старик и шумный. Только к чему у него борода и усы, как у бога? В компании не усидит на месте, разворошит старух и молодаек, пройдет под гармошку, присвистывая, утиным шажком да как даст трепака, и кажется, соскочил он с божнички, а уж назад не заманишь. Оттого про него всякие побасульки ходят. Говорят, в ту пору, как расписывали новую церковь в нашей деревне, шел дед Бушуй пьяный, и попадись он на глаза художникам. Зазвали деда, начали писать лик, а он уснул. Его положили, расчесали бороду, срисовали сонного и подняли ту картину под самый потолок. Только смотрит сверху дед Бушуй сквозь какой-то круг, а глаза большие, тверезые.
Отробил свое, попил, пошумел… Походил по борозде, а теперь сиди в избе. Усидеть ли, когда под окном улицу заклинило народом. Вышел дед на крыльцо, смотрит, как ухари берут город.
Ромка Куклин два раза ходил, но не осилил, — сбили, шагнуть не дали. Два раза с позором стаскивали за ноги, а он в третий собирается. Здоровяк, жилистый!
— Что, ухарь, опять посыкаешься?[19]
— Гляди, какой припас наготовили!
— Не осилишь по третьему — берегись, ерой! Снегу в штаны накладем.
— До сенокоса не проквасишься!
— У него прошлогодний залежался!
— Вытряси старый-то, — свежего изладим!
А Ромка, окаянная головушка, смеется, опоясывается, закрывает лицо руками и кидается так неожиданно, что только перед городом падает. И ведь ползком, засыпанный снегом, подобрался и сломал бы варначище[20], отчаюга город, но оттащили за ноги: бери грудью, а не подкопом, — закона такого нет!
Приехали верховые ломать город конем. Тут-то и закипели защитники. Сейчас обрушится снежный шквал на смельчака. Нахлестывает верховой горячего коня, прорывается. Снежными залпами бьют в лицо всаднику, по глазам коню. Лошадь храпит, вертится, кидается в стороны… Близка цель. Прянул конь вдыбы, смял город, свалился седок. На него обрушивается неизрасходованный запас снега, а дед Бушуй кричит с крыльца:
— Лежачего не тронь, сукины дети!
Уходит масленица. Последний вечер. Приносим на гору по охапке соломы. В сумерках катаемся с горящими пучками. Уже совсем темно. Опустела гора. Из-под серого пепла смотрит в небо потухающий глаз сожженной масленицы, в черных ресницах обуглившихся соломинок. И месяца нет, не вышел…
10
Пост. Тихо в деревне, только топориками стучат под сараями: весна спросит, где телега с бороной. На мельнице день и ночь кружит тяжелый камень. На время половодья, когда размывает мельничную запруду, нужен сусек муки. Плещет и плещет водяное колесо.
