– Его звали Стивен Фэйрмонт, – тихо произнес Чарли. – Возраст – тридцать пять лет.
– Тут что-нибудь изменилось с того момента, как обнаружили тело? – спросила я, пытаясь вспомнить, какие вопросы задает Джекаби в подобных случаях.
– Кукурузная мука немного стерлась, но в остальном все осталось по-прежнему.
Я подошла к краю сцены. Ткань немного отвернулась, и под ней виднелась рука мужчины. Чуть выше запястья алел порез – очередной грубый символ, сделанный прямо на коже. Круг, обведенный ниже более широким полукругом, от которого спускалась линия, пересеченная пополам другой линией, подобно кресту. Что-то подобное я уже где-то видела. Мне вспомнились занятия по классической мифологии. Символ Аида или, возможно, Гермеса; я не могла вспомнить точнее.
Каким образом символ древнегреческого бога связан с заклинаниями вуду? И что общего у вуду с анхом и пентаграммой? Назойливое жужжание у меня в голове усиливалось. «Думай, Эбигейл». Что такого странного в представшей передо мной картине? Ну, кроме того, конечно, что она вообще вся странная. Как все эти детали складываются в одно целое?
Они не складывались.
– Если хочешь поклоняться Врагу рода человеческого, то нужно верить в него, – задумалась я вслух.
– Врагу рода человеческого? – переспросил Чарли.
– Вспомнила кое-что, о чем мистер Джекаби говорил в полицейском участке. Здесь все не так. Как будто таинственный злоумышленник поленился связать все воедино. Зачем тому, кто поклоняется духам вуду, вызывать Аида? Эти символы противоречат друг другу. Они словно бессмысленная иллюстрация с обложки дешевого романа ужасов.
Жужжание у меня в голове вдруг переросло в отчетливую ноту. Я же читала похожий дешевый роман ужасов, который назывался «Оккультное убийство» или что-то в этом роде. Теперь я поняла, почему эта обстановка выглядела такой знакомой! Труп, свечи, даже ткань, вздымающаяся под порывами ветра; последний раз, когда я видела всю эту сцену, она смотрела на меня с гравюры на погнутой обложке. Правда, подробности были плохо прорисованы, но общая композиция совпадала. Насколько я припоминала, молодой герой того романа оказался замешанным в делах какого-то демонического культа. Я вспомнила, что еще возмущалась, когда оказалось, что человеческое жертвоприношение было описано совсем не так, как изображено на гравюре. Если художник пытался доказать, что не имеет никакого отношения к оккультизму, то он явно преуспел в этом. Ни один уважающий себя Последователь Зла не станет призывать темные силы в такой нелепой и кричащей о фальши обстановке.
