— Начнем, товарищи.
Расстегнув верхнюю пуговицу гимнастерки, Пикин движением головы смахнул со лба завиток черных волос, с глухим стуком опустил костлявый кулак на стол. В кабинете мгновенно наступила тишина. Лица собравшихся стали одинаково сосредоточенно-строгими и жесткими.
— Не буду говорить, что значит сейчас хлеб для Советской власти, для революции. Хлеб — это жизнь. Товарищ Ленин прямо говорит: борьба за хлеб — это борьба за социализм. Всем ясно? — обстрелял собравшихся горящим взглядом. — Ясно или нет? Надо кого-то убеждать, доказывать?!
— Ясно.
— Чего там.
— Все понятно…
— Из шести с половиной миллионов пудов, спущенных нам по разверстке, собрано более пяти. Есть все возможности досрочно выполнить боевой приказ партии и товарища Ленина— закончить продразверстку по хлебу к первому января. — Пикин говорил громко, будто на митинге, и чем дальше, тем сильнее возбуждался, повышал голос. — Нужен еще один решительный нажим. С двадцатого по тридцатое декабря объявлен штурмовой красный декадник. Мы должны собрать все свои силы, все резервы воедино и ударить по сытому, своевольному сибирскому кулаку так, чтобы весь план, до единого зернышка, был на ссыпке. — Он вскинул правую руку, медленно и энергично, будто сминая что-то упругое, сжал кулак и грохнул им по столешнице. — Ломать хребет саботажникам. Беспощадно разделываться с любой контрой. Брать хлеб решительно…
Запавшие глаза Пикина полыхали яростью, подсиненные провалы щек подернулись краснотой, будто на них упал отсвет далекого пламени. Его накал давно уже передался собравшимся.
— Не повторить Челноково! Кулачье сгубило девять наших боевых товарищей, а мы расслюнявились. Теперь недобитки над нами скалятся. И тут нам чека только помешало, товарищ Чижиков. — Метнул в председателя губчека обжигающий взгляд и будто клятву выкрикнул: — Подобного не допустим! За каждого погибшего продотрядовца — к стенке пятерых! Безжалостно и безоглядно! Всю ответственность перед партией и Советской властью беру на себя. Казнить либо миловать вас может только коллегия губпродкомиссариата. И чтоб ни-ка-ких ахов. Объявляется чрезвычайное положение!.. — Задохнулся от волнения, еле договорил: — Чего еще вам не хватает? Чего надо?!
Ссутулился, опустился на стул. И никто не знал, что перед глазами у него сейчас — базарная толпа, наглые сытые морды кулацких сынков, избивающих еле держащегося на ногах голодного парнишку…
Охотников выступать оказалось немного, и те тянули в унисон Пикину, призывая напрячь все силы и завершить продразверстку досрочно. С этого же начал свое выступление и член коллегии губпродкомиссариата Вениамин Федорович Горячев. А затем сказал:
