Путь усталости | страница 27
Двуострый меч бесстрастной Немезиды
На непокорных головы упал.
И, чувствуя, что есть чем поживиться
И свежей падалью наполнить рты,
Союзники, как траурные птицы,
Слетались стаей в русские порты.
Розоволикий бритт иль смуглый галл,
Глотая дым морской короткой трубки,
С презрением обозревал
Российский хаос с капитанской рубки.
Грузились. Наполняли пароход.
И трюмная зловонная утроба
Смыкалась, как холодный свод
Свинцового запаянного гроба.
III
Босфор и Золотой поблекший Рог
У мраморных лохмотьев Цареграда
Увидела Российская Армада,
Переплывая Запада порог.
Толпились тесно призраки судов,
Метался флаг шафранный карантина,
Как милости от господина,
У англичан вымаливали кров.
И получили. Скудный городок,
Когда-то брошенный жестоким Богом,
На берегу, бесплодном и убогом,
Продолжил обречённой жизни срок.
Вы стойко ждали возвращенья час,
Но достигая смертного предела,
Там армия разбитая мертвела,
А вас сжигавший пламень тихо гас.
О вашей участи судить не нам.
Вы кровью заслужили лучшей доли.
Когда-нибудь о Голом Поле
Споёт певец грядущим племенам.
Но гордой смерти миг не оборвал
Нелепый бред изменников и воров,
Из Родины горчайшего позора
Себе создать хотевших капитал.
И прошлого тревожа мирный прах,
Российского изгнания витии
Уже делили области России,
О назначеньях споря и чинах.
Из честных рук доверчивых солдат
Вы дали им своей России тело,
Вы не могли понять, что ваше дело
Они опошлят, но не воскресят.
IV
Не проклинайте ж нас, отцы и деды,
Мы ваша плоть и кровь, но мы не вы.
Мы не горели в чаянье победы
И не теряли в бегстве головы.
Мы тоже помним, но иная память
Растёт и ширится в живых сердцах.
Она горит и ширится, как пламя,
И сыплет ранний пепел на висках.
Мы всюду лишние. Нам всё чужое:
Готический торжественный собор,
И небо юга слишком голубое,
И Запада величье и позор.
И в этом мире затхло-изобильном
Мы никогда покоя не найдём,
Пока не мстителем, а блудным сыном
Войдём опять в опустошённый дом.
Тогда из хаоса разъединенья
Согласно русская польётся речь,
Вновь процветут заглохшие селенья
И в мирный серп перекуётся меч.
Мы не хотим России вахт-парадов,
Колонных зал, мундиров, эполет,
Нам падшего величия не надо,
Но вне Руси нам места в мире нет.
Белград, 1936
«О невозможном, о несовершимом…»
О невозможном, о несовершимом,
О неуклюжем, безрадостном теле…
Надо забыть, что тобою любимым
Мог бы я быть наяву, в самом деле…
Как безнадежно сгибаю колени,
Платье, как ризу иконы целуя,
Жалок в моем запоздалом моленьи,
Но невозможно поверить в другую.