Каждый камень в них застывший стон.
Здесь бесстрастно годы начертали
Тысячи потерянных имен.
Не один зарезан здесь, замучен,
Не один здесь сам себя судил.
Здесь ночами бродят те, чьи души
Этот город засосал, как ил.
Плеснь грызет фасад средневековый,
Переулок — каменная щель,
Жидкий свет сочит фонарь багровый,
Залил кровью грязную панель.
Сердце сжалось комом, беспокойно.
Гнусный торг цветет бесстыдно тут.
Этот страшный дом — людская бойня,
Где живое мясо продают.
Распинают здесь любовь веками,
Здесь девиз над дверью: «Позабудь»,
Здесь старик, дрожащими руками,
Гладит девушки тугую грудь.
За подруг случайных, рыжекосых,
В первобытной ярости самцов,
Здесь дерутся пьяные матросы,
Чуя близость бедер и сосцов.
Здесь впитался в полинялом плюше
Запах пота и дурных духов,
Смертным шепотом вползает в души
Мерзкий шорох непристойных слов.
Шелестят презрительно банкноты,
Покупая вечное на срок.
Обрываясь на высокой ноте,
Похотливый дребезжит смешок.
Спутник мой здесь, видно, завсегдатай,
Он уверенно меня ведет,
Поправляет галстук мне помятый,
Ласково советы подает:
«Видишь, эта, с козьими грудями,
Ведь она милее, лучше той,
Чью любовь подстерегал годами,
Для которой проклял жребий свой.
Наверстай потерянные годы!
Бей! Насилуй! Хочешь, в морду плюй!
Здесь твоей не требуют свободы
И любви за нежный поцелуй.
Как царю, тебе здесь все подвластны,
Все твои, какую ни возьмешь.
Все вернешь — девичий шепот страстный,
Женских ласк заученную ложь».
Душу дьяволу — блуднице тело —
Стал закон извечный мне знаком.
Я все чаще захожу несмело
В этот жуткий и манящий дом.
Глубже плеснь грызет старинный камень,
Под тяжёлым льдом, канал застыл,
Мне уже не чудится ночами
Та одна, которую любил.
И ведя ученую беседу
С другом ласковым о том, о сем,
Над ушедшим празднуя победу,
Запиваю прошлое вином.
Но когда пьянея слышу скрипки,
Что-то рвется и кричит во мне.
Исчезает друга образ зыбкий,
Расплываясь в дымной пелене.
Я давно не верю детским книгам,
Усмирил мечты строптивый бег.
Отчего ж в печальной песне Грига
Стала чудиться теперь Сольвейг?
Может, близится мое спасенье?
Может быть, жива душа моя?
Лейся торжествующее пенье,
Все преграды руша и круша!
В грудь открытую входите звуки,
Сердце вырвите и бросьте псам!
В грозный миг животворящей муки,
Приговор себе я вынес сам.
И подняв над скользким эшафотом
За волосы голову свою,
Я, безглавый, по кровавым нотам
Гимн освобождения пою.
