Д-р Астон, открывший изотопы — химически одинаковые разновидности одного и того же вещества,— допускал наличие в почти неограниченных количествах сверхатомной энергии, которая когда-нибудь будет использована человеком. «Мы не в состоянии препятствовать этому,— утверждал он в 1937 г.,— и можем только надеяться, что человек не будет применять такую бомбу для взрыва двери своего соседа». В то время вопрос об оружии для большинства людей, склонных к фантазии, стал, по-видимому, подходящей темой для послеобеденных разговоров, но предположения о возможности изготовления бомбы были совершенно определенными. Макс Борн, выдающийся немецкий физик, который играл важную роль в разработке квантовой теории, приехав в 1933 г. из Геттингена в Англию, сказал: «Во время визита в Кембридж задолго до войны и еще до экспериментов Гана и Штрассмана я слышал об этом от Сцилларда... С того времени эта проблема не выходила у меня из головы». Речь идет, по-видимому, о плане Сцилларда, выработанном им в Лондоне после бегства из Европы. Желая поступить в Кавендишскую лабораторию, он сумел добиться встречи с Резерфордом. Во время разговора с ним Сциллард изложил свои взгляды на возможность создания ядерного оружия. Реакция Резерфорда осталась неизвестной, хотя о ней можно догадываться. Некоторое время спустя Сциллард пересек Атлантику, направляясь в Соединенные Штаты.
В месяцы, предшествовавшие войне, проблема ядерного оружия действительно беспокоила многих физиков. Нам хотелось бы сейчас рассмотреть, каким образом в различных странах, занятых ядерными разработками, эта проблема стала затрагивать не только ученых, которые могли изобрести некое разрушительное оружие, но также и государственных деятелей, по-видимому приказавших бы военным применить его. А военные, несомненно, могли сформулировать свои соображения о том, как должно быть устроено такое оружие, чтобы получить от него максимальный эффект.
Что касается французов, то остается неясным, какое место занимала в их намерениях бомба и какое — производство промышленной энергии. Каждый член коллектива, работавшего тогда в Коллеж де Франс, имел по этому поводу свое мнение, так же как и правительственные чиновники и ученые, поддерживавшие предпринятое дело. Несомненно, что мысль, зародившаяся у Халбана, о медленных нейтронах, а не о быстрых (разница, которая вскоре станет ясной), вела скорее к ядерному реактору, а не к бомбе.
Насколько причудливо переплелись у французов проекты создания бомбы и производства промышленной энергии, можно проиллюстрировать двумя примерами — получением патентов французским коллективом и обстоятельствами, при которых этот коллектив был обеспечен ураном. Вопрос о патентах впервые был поднят после получения субсидий. Жолио отнесся к этому отрицательно. Он настаивал, что в науке так не поступают и, во всяком случае, так никогда не поступала мадам Кюри, чьи работы всегда были открыты для всех. Ему напоминали, что супругам Кюри приходилось выпрашивать радий по всему миру и что почти половина этого элемента, использовавшегося в Институте Кюри, была даром женщин Америки. Однако дело заключалось не в этом аргументе, хотя и приняли решение о патентовании. Жолио-Кюри все же был убежден, что не в интересах Франции использовать большие потенциальные возможности ядерной энергии только ею одной на основании патентов, так как, несомненно, другие страны некоторое время спустя достигнут того же.
