— Валерия, — сказала она низким голосом, спокойно выдержав мой оценивающий взгляд и не проявив никакого ответного интереса. Честно признаться, меня это несколько задело.
Зато явный интерес проявил другой человек. Его тонкое, пожалуй, чересчур изящное для мужчины лицо с высоким лбом и зачесанными назад светлыми волнистыми волосами озарилось улыбкой. Я уже понял, что это Костя Поспелов, гораздо больше похожий на поэта-лирика, нежели на врача-кардиолога.
— Как хорошо, что вы пришли! И Варвара, и мы все на вас очень надеемся! — воскликнул он и, повернувшись в сторону Сергея Павловича, добавил по свойственной врачам привычке к пустым утешениям: — Скоро все будет ясно.
Кавешников, прекрасно знающий цену таким утешениям, скорбно покачал головой. Зато отреагировала Вера Аркадьевна:
— Ах, о чем ты говоришь, Костя!
В этом замершем царстве она единственная демонстрировала способность человечества к движению — мерно расхаживала по комнате безо всякого смысла, опустив голову и сосредоточенно глядя на сцепленные у груди руки. Именно так я представлял себе артиста, погружающегося в сложную роль за несколько минут до того, как поднимется занавес.
Занавес поднялся на удивление быстро. В дверь настойчиво позвонили, и в квартире, словно в буфете во время антракта, образовалась толпа. В принципе заявились-то всего шесть человек, однако милиционеры, приезжающие на место убийства, деликатностью обычно не отличаются, зато отличаются громкими голосами и тяжелой поступью. Конечно, их ждали. Но ожидание тайфуна не смягчает того "удовольствия", которое он доставляет.
Появление же Ивана Земцова вполне можно было сравнить с тем, как перед утлым суденышком вдруг вырастает гигантский айсберг. Ростом под два метра, шириной с трехстворчатый шкаф, с шеей, подобной стволу древнего баобаба, и кулаками, способными заменить кувалды, он смотрелся еще той фигурой — в прямом и переносном смысле. Ивану еще не исполнилось сорока, но тянул он на большее — может, из-за ранней седины, придававшей его коротким и жестким волосам стальной цвет, может, из-за суровости грубоватого лица, которое смягчали лишь печальные, как у сенбернара, глаза. Когда Земцов раскрыл рот, чтобы произнести первое слово, почти все, похоже, решили, что на них обрушится камнепад. Но ничего подобного не произошло. Иван заговорил тихим приглушенным голосом, каким разговаривал почти всегда:
— Кто мне может внятно объяснить, что здесь творится?
