— С каким театром?
— С театром вообще.
— Он называет имена этих людей?
Неожиданно Виктор задумался. Конкретный человек не знал конкретного ответа? Или природная восточная осторожность заставляла искать уклончивый путь? Я не старался уловить движение его лица, но пытался поймать его цепкий взгляд. Впрочем, бесполезно. Виктор слегка опустил веки и этого вполне хватило, чтобы создалась видимость, будто он задремал. Я, однако, мог не напрягаться, потому что "дремал" Хан всего несколько секунд, после чего произнес как всегда четким голосом:
— Точно не знаю. Думаю, конкретные имена в книге не называются, но легко угадываются. Глеб как-то сказал: "Я пишу о людях не великих, но многим известных, о фактах малоизвестных, но в определенной степени великих". Да, именно так он сказал. У меня хорошая память, я запомнил. И еще он сказал, что издателям нужно великое о великих и, желательно, скандальное.
— Значит, Потоцкий намерился этой книгой сделать всем сюрприз… Некоторые, однако, сюрпризы совсем не любят. Или я не прав? — Мой вопрос повис в воздухе без надежды на ответ. Но я решил удержать нить. — И что же, книга так и осталась в рукописи?
— Нет. Примерно месяц назад Глеб решил издать книгу на свои деньги. Какого издателя он нашел, не знаю. Он никому из нас не сказал.
— Вы все время говорите за всех, — осторожно заметил я.
— В компании Веры Аркадьевны все любят делиться информацией.
— Кроме вас?
— Я немногословен.
Это, разумеется, тоже могли подтвердить все. Даже я. Потоцкий, впрочем, тоже оказался не слишком болтливым. По крайней мере, что касалось его книги, не говоря уже о приключении в баре.
— Если Потоцкий решил издать книгу на свои деньги, значит, они у него были?
— В тот момент нет. Он занял. У меня, например, тысячу долларов.
— По сегодняшнему курсу это более шести тысяч рублей. Да-а, потеря ощутимая. — Я с сочувствием подумал, что Виктор Хан, может, и хороший художник, но вряд ли богатый. Ему, однако, мое сочувствие оказалось совсем без надобности.
— Я ничего не потерял, — произнес Виктор с некоторым удивлением, как будто я предположил нечто довольно несуразное. — Глеб вернул мне деньги за три дня до своей смерти. Он как раз раздавал долги.
— Значит, он занимал не только у вас?
— Не только. Так я его понял.
— А у кого, вы не знаете?
— Мне не говорили, а я не спрашивал.
Разумеется, он не спрашивал. Я бы удивился, если бы спросил. Хотя с учетом всего происшедшего у него могло бы хоть маленькое любопытство проклюнуться. Все-таки его пусть не ближайший друг, но достаточно близкий знакомый одалживает очень приличные для провинциального критика деньги, потом чуть ли не в одночасье их возвращает и через пару дней погибает. Любой нормальный человек голову бы уже напряг. Если, конечно, Виктор ничего не утаивает.
