Надо тебе утренние туманы над озером да роса — босыми ногами по ней. Лес. Я спасался так. Я знаю такой дом, и озеро, и лес. За двадцать верст от железной дороги, за три версты от деревни. Я загоню тебя в этот дом, чтобы закончились тупики. Они также жизнь — тупики, — но не надо их.
Стыдно просто. Когда так много жизни и работы в ней.
Ты много пишешь? Я хотел бы посмотреть. Хорошо?
Только во сне увидеть радость? А приобрести ее, живую, мохнатую? Все это в твоих руках. Мое плечо всегда радо, когда рядом — твое.
Теперь — давай истомленную свою лапу, поцелую.
Мы скоро выезжаем.
Привет от Анатолия.
Наш альянс — неплохая вещь. Приедем с реальными результатами — работаем.
Пока я конструировал конверт, он предложил мне поставить на место герб.
— Какой?
— Сердце, пронзенное стрелой.
* 15.05.1932.
Год, кажется, не видел, не писал тебе. Два часа, а я только пришел из твоих мест, в (...).
Приехали в двенадцатом. А вчера от усталости сразу упал на кровать. 300 километров, хоть и на хорошей машине, тяжеловато проехать. Позавчера Досовичи, вчера Пропойск, сегодня Быхов.
И не спится, и снится глупое, и зайцы бегут на дорогу на огонь, прыгают — глупые — перед колесами. А машина берет свои семьдесят километров. Везет меня то ближе, то дальше от тебя. А когда успокаиваются мои попутчики, я ощущаю тебя со мною, там, где обосновалась ты перед выездом. Маленькая такая.
Начальство мое славное. Только Товарищ. Пошлый маленький человечек. Циничная скотинка. Меленькая. Глядя на него, не хочется быть писателем.
Когда летит в лицо солнце и воздух, разрывается вокруг зеленое полотно — отступает с обеих сторон лес вдоль шоссе, — появляется странное ощущение жизни, ощущение Скорости.
Странно и хорошо.
И жалко, что не ощущаешь этого ты.
Писать есть много о чем. Я не видел давно деревни. И теперь самый интересный и ответственный момент. Поле должно быть засеяно. Колхоз должен существовать. Кое-где слышны выстрелы. Горят костры у дорог. У большевиков новая война, новый фронт. Большевики должны выиграть. И вот теперь крепче я приобщаюсь, ощущаю себя неотрывной частицей этой крепкой армии. Я говорил тебе неоднажды, что счастлив тем, что живу в это время. Такой остроты никто не видел до сих пор и не увидят потомки, для которых идет эта война, для которых мы строим мир.
Рано засыпает город. Все спит. И ты спишь, боишься, тревожишься. А я сегодня видел море. Километров двести воды на лугах под Быховом. Широк Днепр. Красив Днепр. И вода даже (...) чуть. А при дороге белая, белая цветет черемуха. Стоит, думает. Смотрится в воду.
