Коробка, которую я занимаю в гостинице, выходит окнами на главную улицу города — «Улицу Советов». Тут есть вполне приличная и доступная столовая и кондитерская, где за стакан какао, молока и сдобу спросили 2 р.18 коп.
(...) Оказывается, что дней в моем распоряжении осталось не очень много. Но если я сумею сохранить душевное равновесие и использовать их возможно эффективнее, то будет довольно.
Дорога была интересной и промелькнула очень быстро. Два дня шел, покачиваясь, пароход — «Грузия». И кругом было море, настолько синее, что небо казалось бесцветным. Из Одессы я выехал с палубным билетом, но в пути очень быстро нашел местечко в каюте. Оно мне почти не пригодилось. Все время сидел я на верхней палубе, у самого борта, слушал море, смотрел на знакомые места. Евпатория, Севастополь, Симеиз, «Ласточкино гнездо», Ялта. Смотрел панораму, ходил по Ялтинской набережной. Но самым лучшим было сидеть и разговаривать с морем. Рождались строки, которых у меня давно не было, и было неожиданным, впервые за много лет, спокойствие.
Солнце светило ярко, море вздыхало широко и спокойно. Они хотят видеть тебя. Я отвечал им: «Увидите!»
Не мне нужно было первому попадать сюда. Это больно и мучительно. Тебе давно уже нужно солнце и море. И в это время больше, чем кому-нибудь. Мне нужно было еще на пару месяцев взять себя в руки и отправить тебя. Может быть, уехать вместе. Я не знаю, как лучше. Может быть, вместе мы смогли бы здесь найти общий язык. Найти искренность и договориться обо всем. Может быть, лучше, что ты побываешь здесь одна. Я знаю лишь одно. Вернее, не знаю, ум и память не принимают участия. Я чувствую, что тебя нет. Ведь времени от последнего взмаха твоей руки до этого вечера мало. Одно незаметное мгновение. Пятидневка, которая прошла бы в Москве, прежде чем успеешь опомниться.
Оказывается — не так. Той тебя, которую я хорошо знаю, нет давно. Но нет и той, которая появилась не очень давно, той, которую ты ограничила для меня.
Неужели я примирился с этим? Неужели сгладилось чувство большой утраты?
Или ничего не изменилось во мне. Все, что жило к тебе, осталось трепещущим, живым и больным? Это нужно понять.
Я ничего не могу повторять, не хочу ничего вносить нового. Я не могу только зачеркнуть вопрос к тебе. Я хочу только, чтобы пред тобой всплыли ассоциации, воспоминания, владеющие мной много дней. Они не могут быть написаны сейчас. Но я вызываю их и ставлю перед тобой. Я буду возле тебя, когда они появятся. Может быть, ближе и понятнее будет тебе боль, горечь и одиночество.
