— Валентин Алексеевич! — ликующе кричал Зимин. — Разве ваша работа не достойна Звезды Героя?!
— Ты еще здесь? — удивился Рымкевич. — Чего хочешь?
Он решил, что Зимин, уступив ему Морозова, намерен взять за это какую-то плату. Рымкевич уклонился от Зимина и стал за письменный стол.
Зимин на ходу повернулся, поднял над головой газету.
— Колет чужой рекорд! — сказал он энергично. — Но я не понимаю! Я ничего не понимаю! Они могут, а мы не можем? Ерунда! Мы тоже можем, Валентин Алексеевич!
— У тебя что-нибудь конкретное? — спросил Рымкевич.
— Я реалист, не подумайте наоборот. — И Зимин сказал о «помойнице». — Дайте мне возможность, я сделаю чудо.
Он взлетел и с высоты видел знамена и награды, кинохронику и тысячетрубный военный оркестр. Есть на свете удача и счастье! Ради чего живем? Дорогие товарищи, я такой же простой шахтер, как и вы. У меня нет секретов, просто я всегда хотел узнать, ради чего живу? Я учился и рос, как все. Потом стал во главе участка. У меня красавица жена и здоровые дети. Есть квартира, есть уют в доме. Зачем, спрашивается, мне куда-то лезть? Но бросают меня на самую отстающую шахту. Вот где я отчаялся! А потом…
— Эх, Сергей Максимович! — сказал Рымкевич. — Не ты первый охотник, не ты последний. Думаешь, не помню, какие у тебя геологические условия? Сегодня давит, завтра жмет, а послезавтра заваливает. В газетах про тебя не напечатают. Разве что раскритикуют да предложат снять с работы… Оставь свои фантазии.
Зимин опустил голову. Не хотелось глядеть на Рымкевича. Нужно было уйти. Поганый старикашка даже слушать не пожелал! Так что дерзай, Зимин, сопи в носовые завертки, жди, когда придет в трест новый человек. На Зимина нашло чугунное равнодушие, каким у русского чиновного человека часто завершается встреча с начальством.
— Пойду, — сказал он.
— Обиделся? — воскликнул Рымкевич. — Ах ты боже мой… Ну что с тобой делать?
Сквозь игривую фальшь его тона слышалось смущение.
— Пора остепениться… Сколько я тебя знаю? Лет двенадцать… Нет, даже пятнадцать. Ого, пятнадцать! Понял? Пятнадцать лет! А ты все еще… Сергей Максимович, я тебя всегда поддержу, ты же знаешь. Много крови из-за тебя мне перепортили. Ведь тебя давно можно было определить куда-нибудь замом или в этом роде, а я не даю.
— Ну и дайте! — Зимин сверкнул глазами и настроился бежать прочь.
А Рымкевичу действительно было его жалко. Такое чувство родилось, наверное, оттого, что снова вспомнилась история Петра Григорьевича Морозова.
