- Ну и хлипким же ты оказался! Быстро поддался на уговоры да разную агитацию. Ты только политику к нашему делу не мешай! - багровея, выдавил из себя Хрящ. Он видел, что бывший соучастник ускользнул из рук, навсегда вышел из подчинения. Но хуже всего было чувствовать собственное бессилие. Лишь присут-ствие за соседними столиками посторонних заставляло сдерживаться.
- А меня никто и не уговаривал. Ты внимательно посмотри на свою жизнь и сам все поймешь без агитации. Плывешь по поверхности, окунись лучше поглубже да разберись, что к чему. В тюрьме встретил я одного рецидивиста, Кожевникова. Не нам с тобой чета, с тридцать пятого года по тюрьмам, сотнями тысяч ворочал, а теперь раскаивается. Ни родных, ни семьи, ни друзей настоящих. Он и посоветовал мне еще в заключении получить специальность, а после освобождения идти работать и учиться в вечерку. К книгам приучил. Вся беда в том, что ты видишь изнанку жизни, мимо хорошего проходишь.
Виктор на минуту задумался, потом заговорил снова:
- Возвращался я из заключения. Подошел ко мне в поезде старичок, ну и, как обычно, скуки ради, начал расспрашивать. Спросил только, откуда еду, а я вроде оплеуху получил. Стыдно, понимаешь ты, стыдно с людьми разговаривать! Ничего ему не ответил, промолчал. С меня хватит! Кончил раз и навсегда, как говорится, «завязал». Раньше или позже все бросают. Так лучше пораньше, пока не спился и не подох под забором. Вот ты пьешь, а сам небось трясешься. Вдруг уже милиция ищет? Ты ее боишься, а я благодарить готов. Тот самый старший лейтенант, что дело вел, помог и на работу устроиться. К директору ходил хлопотать за меня насчет общежития. Вот ты кричал раньше, что у воров спайка, помогают друг другу. Что ж они тебе брюки не купят, посмотри, в каких ходишь?
- Уходи, сволочь, пока цел!
- Да, пожалуй, я тебе все сказал.- Виктор под-нялся, расправил плечи.- Насчет угроз осторожней, а то быстро успокою! Воровство ты бросишь, знаю. Только поторопись, а то жизнь выбросит за борт, пока раздумывать будешь. Таких она не жалеет!
Сокольчик вскочил. Ноздри его раздувались, пальцы сжались в кулаки. Теряя самообладание, он затопал ногами, процедил сквозь зубы:
- Клятву забыл?! Мы с Петькой тебе покажем, стерва!
Петровский широко улыбнулся, спокойно положил на стол свои пятьдесят рублей и, не торопясь, пошел к лестнице, бросив на ходу:
- Рассчитайся моими, они честным трудом заработаны и ничьими слезами не политы. А насчет всего остального - увидим!
