. Это очень опасно и очень долго. Скорее всего ничего не получится. Но… способ все-таки есть.
А если он все-таки сбежит? Как уличить настоящего убийцу? Питер не знал. Флегг был опытной старой змеей и не оставлял следов. Удастся ли Питеру выудить у него признание? Ведь Флегг может просто растаять как дым, если узнает о бегстве Питера. А если он все же признается, поверят ли ему?
Да, он сознался в убийстве Роланда, скажут люди. Питер, сбежавший отцеубийца, приставил ему нож к горлу, и он сознался. Тут и я бы сознался в чем угодно, хоть в убийстве Бога!
Вы, наверное, удивитесь, как мог Питер думать о таких вещах, сидя в своей камере в трехстах футах над землей. Но я уже сказал, что Питер увидел путь к спасению. Однако какой смысл бежать, прилагая к тому огромные усилия, подвергая жизнь риску, если это ни к чему не приведет? Или приведет только к еще большему ущербу для королевства?
Питер думал об этом снова и снова. На седьмой день он решил: лучше попытаться, чем просто сидеть здесь и ждать смерти. Допущена несправедливость. Странно – его больше волновало это, а не то, что несправедливо обошлись именно с ним. Допущена несправедливость, и это нужно исправить, пусть даже ценой жизни.
На восьмой день царствования Томаса он позвал Бесона.
Бесон слушал речь принца с недоверием и нарастающим гневом. Едва Питер закончил, главный тюремщик разразился градом таких ругательств, что от них покраснел бы и конюх.
Питер выслушал их молча.
– Ах ты, щенок сопливый! – закончил Бесон почти с изумлением. – Ты, кажется, еще думаешь, что живешь во дворце и можешь командовать слугами всякий раз, когда тебе захочется шевельнуть пальцем? Ну уж нет, сир! Ты крупно ошибаешься!
Бесон нависал над принцем, выпятив щетинистый подбородок, но Питер не отошел, хотя запах, исходивший от этого типа, был невыносим: дрянное прокисшее вино и застарелая грязь. Между ними не было решетки: Бесон не боялся заключенных, а тем более не боялся этого сопливого крысенка. Главный тюремщик был пузатым широкоплечим мужчиной лет пятидесяти. Его красное лицо, теперь еще больше покрасневшее от гнева, обрамляли космы сальных волос.
Он сжал левую руку в кулак и поднес к носу Питера. Правую же сунул в карман, нащупывая гладкий металлический цилиндр. Один удар этим нехитрым приспособлением мог разворотить человеку челюсть, и Бесон не раз убеждался в этом.
– Засунь свои просьбы себе в задницу, мой дорогой, вместе со всей прочей ерундой. И в следующий раз, если вздумаешь лезть ко мне с
