Питер тоже чувствовал это в своей камере, но не мог никому рассказать.
Уже открылись пивные – якобы в честь коронации, а на самом деле просто потому, что нужно было работать. К семи вечера весь город был пьян. Народ высыпал на улицы, прославляя Томаса Светоносного или ругаясь друг с другом.
Когда гуляки начали наконец расходиться, Питер отошел от окна и сел на единственный стул в своей «гостиной». Он сидел и смотрел, как за окном сгущаются сумерки. Принесли ужин – жирное мясо, водянистый эль и хлеб, такой черствый, что Питер мог бы оцарапать им горло, если бы ел. Но он не ел.
Около девяти, когда улицы опять начали заполняться хмельной толпой, Питер пошел во вторую комнату, умылся холодной водой из тазика и помолился, став на колени. После этого он лег в постель. Ему дали только одно тонкое одеяло, хотя в комнате было очень холодно. Он укрылся до подбородка, подложил руки под голову и долго лежал так.
Снизу доносились крики и смех. То и дело взлетали ракеты, а один раз прогрохотал выстрел – пьяный солдат устроил салют, за что на следующий день был отправлен на самую дальнюю границу. Порох в Делейне был редкостью, и к нему относились с опаской.
Где-то около часа Питеру удалось наконец уснуть.
Проснулся он в семь. Дрожа от холода, стал на колени и помолился, выдыхая вместе со словами белые облачка пара. Потом оделся, пошел в «гостиную» и часа два стоял у окна, глядя, как просыпается город. Пробуждение шло медленнее, чем обычно: у большинства взрослых головы разламывались от выпитого накануне. Они медленно тащились на работу; многих кулаками гнали сердитые жены, без всякого сочувствия к их головной боли. (У Томаса тоже болела голова, но у него хотя бы не было сердитой жены.)
Принесли завтрак. Главный тюремщик Бесон, тоже страдавший от похмелья, потчевал Питера овсянкой на воде, прокисшим молоком и тем же черствым хлебом. Это совсем не напоминало завтраки, которые подавал Питеру Деннис, и он опять не стал есть.
В одиннадцать тюремщик молча унес еду.
– Похоже, парень решил голодать, – сказал он Бесону.
– Ну и ладно, – заметил главный тюремщик. – Избавит нас от труда его кормить.
– Наверное, он боится яда, – предположил один из подчиненных, и Бесон, несмотря на головную боль, расхохотался. Хорошая шутка!
Питер большую часть дня просидел на стуле в «гостиной». Иногда он вставал и смотрел в окно. На окне не было решеток – никто не беспокоился, что заключенный сможет сбежать. Стена Иглы была совершенно гладкой. По ней могла спуститься муха, но не человек.
