Еще до женитьбы на Софье Андреевне у Льва Николаевича была удивительная, глубокая привязанность и крепкая связь с одной крестьянкой из Ясной Поляны; она началась, вероятно, в 1858 году и продолжалась несколько лет. О своем увлечении, которое мучило Льва Ник. до самого последнего времени жизни, он говорил в августе 1910 года своему другу и биографу П. И. Бирюкову и сближал эту свою любовь с рассказом «Дьявол», в котором собственно и есть «намек», как он сказал, на эту связь. Об этом увлечении Льва Н-ча, которое закончилось незадолго до женитьбы, Софья Андреевна хорошо знала. Перед женитьбой он показал невесте свои дневники, а дневник последних лет резко отразил на себе и это увлечение; то, что прочла С. А-на, она перенесла, как девушка ревнивая и страстная, очень тяжело. Потом уже женою, в Ясной, она испытала много: сцепы, подобные сценам Иртеневой с Степанидой, были и у ней с Анисьей. Вот это-то и была главная основа повести. Случай с Домной только напомнил начало шестидесятых гг.; он особенно тяжел был для Л. Н., потому что в конце 1870-х годов Л. Н. был уж иной. Новый случай для него был драмой, тяжелой, ужасной драмой.
Из сказанного видно, какие сложные личные переживания собраны Толстым в его рассказе. Становится понятным, почему он особенно охранял рукопись «Дьявола», отчего дал в дневнике своему писанию непонятное название, соединив его с вымышленным именем, отчего любовно оберегал самое Софью А-ну. Он хорошо помнил свое увлечение конца 1850-х— начала 1860-х годов и ревность молодой жены к его прошедшему, и в то же время он сам тяжело, — даже сильнее, чем прежнее увлечение, потому что тогда он ни перед кем не чувствовал своей вины, — ощущал пережитую им драму 1879 года, страдал ею так же больно и через 10 лет, в 1889 году, и позже.
Целых 20 лет после написания рассказа Толстому, как сказано выше, удалось охранить его от ревнивых взоров Софьи А-ны: только в 1909 году повесть попала в ее руки и тогда взволновала и растревожила ее: она вспомнила давнее. «С. была ужасна… въ ней поднялись старые дрожжи» — пишет в дневнике Л. Н., и им обоим было тяжело. Потом «она все высказала и я, слава Богу, смягчилъ ее и самъ расплакался, и обоимъ стало хорошо».
Так у Толстого на фоне его любви к Анисье и случайного увлечения Домной и связанного с этим ужасного состояния духа явилась эта повесть. Не только крупные и резкие штрихи из действительной жизни сквозят в повести, даже мелкие детали были близки к мелочам Яснополянской жизни, они не могли не напомнить Софье Андреевне прежнее, не взволновать ее, когда она через 50 лет в ярких образах повести восстановила в своей памяти ревнивые мысли восемнадцатилетней женщины.
