Но идти пешком по горным тропам — это совсем не то, что ехать верхом. В этом я убедилась уже к середине дня, когда, задыхаясь, опустилась на тропинку в тени утёса и уронила барсёнка на землю. Голова у меня кружилась от голода, ноги горели и подгибались. Арстанка жалобно пищал: он тоже успел проголодаться.
Я вынула из сумки кусок лошадиного мяса, который, преодолевая отвращение, вырезала для барсёнка из бедра своей лошади.
— Подожди, нарежу, накормлю тебя, бедненький. А сама костёр разведу, только немножко вот тут полежу в тени, отдохну…
— Вставай чай пить, шурпу кушать, — услышала я над собой весёлый голос.
А мне так хотелось досмотреть сон. Что-то очень хорошее снилось: я куда-то ехала и потом…
— Крепко спишь, кызым, — смеялся Атамкул. — Мы приехали — спишь, шурпа готова — спишь, три раза кричал, пока барса кормил.
В одну минуту сон отлетел от меня, а сама я оказалась на ногах и быстро осмотрелась. На площадке под арчой горел костёр, в стороне стояли привязанные лошади, а около меня сидел Атамкул, улыбающийся, с барсёнком на руках.
Я так и прыгнула к нему:
— Отдай барса, сейчас же отдай!
Атамкул засмеялся:
— Я барса шурпой кормил, думал, ты рахмат скажешь, а ты — кричать.
И изменник Арстан недовольно запищал и, отбиваясь лапами, снова полез к чашке, которую держал в руках Атамкул.
Атамкул вдруг сделался серьёзным.
— Шкура там, — кивнул он на свёрток у седла лошади, — а ты джигит, кызым, большой джигит! Я всё знаю, следы всё рассказали! — И, оглянувшись, он продолжал: — Мы всё ехали, твой след искали. Лесничий крепко сердился. «Барса отниму», говорил. Потом крепко испугался, где ты. «Барса не надо, говорит, пускай сама живая будет!» Очень пугался.
Я осмотрелась. Под арчой около лошади стоял лесничий и что-то перебирал в хурджумах. Острая рыжая бородка его вздрагивала. Атамкул отошёл к костру. Ох и аромат же разлился от котла, в котором он помещал деревянной ложкой!
— Готово, — сказал он.
Лесничий как-то бесцельно потоптался на одном месте и вдруг подошёл ко мне. Я невольно взяла барса на руки и отодвинулась.
— Это вы напрасно, — отрывисто сказал он, смотря в сторону. — И я вообще, того, извиняюсь, погорячился, а вы сдуру поверили, то есть я не так сказал… И вы не рассказывайте никому об этой ерунде! — вдруг добавил он таким просящим голосом, что я невольно засмеялась и сама от этого сконфузилась.
— Ладно, не буду… если вы меня шурпой накормите, — и, отойдя от него, глубоко и облегчённо вздохнула.
