Я решаю появиться. Он замечает меня прежде, чем я подхожу к бассейну, и кричит: " Fish!». Подхожу ближе. Вот наш разговор:
Севилла: Фа, что ты хочешь?[11]
Иван: ’ба!
Севилла: Послушай!
Иван: Шай!
Севилла: Па даст рыбу вечером.
Иван: ’ром!
Севилла: Да. Па даст рыбу вечером.
Иван: ’кэй (вместо о’кэй).
Тут я пытаюсь начать с ним игру. Бросаю ему мяч и прошу:
— Фа, принеси мяч!
Но он тотчас исчезает под водой и подплывает к Бесси. У него есть мое обещание, и ему этого достаточно. Зато между Бесси и Иваном происходит оживленный обмен свистами. Бесспорно, он сообщает ей. что они получат еду вечером.
С наступлением темноты я появляюсь с ведром рыбы и располагаюсь на одном из плотов. Сразу же подплывает Иван. Восторженные свисты и разные звуки. Бесси тоже подплывает, но держится поодаль, метрах в двух. Я беру рыбину и говорю:
— Фа дает рыбу Би!
Он говорит «Би», хватает рыбину и несет ее Бесси. Беру другую рыбину и показываю ему:
— Рыба для Фа!
Он повторяет «Фа», хватает и проглатывает рыбину.
Так я продолжаю, чередуя рыбину для Би и рыбину для Фа, затем нарочно ошибаюсь и даю ему подряд две рыбы. Он тут же очень энергично исправляет меня, крича «Би», и отдает рыбу Бесси.
Закончив кормление, я прошу Арлетт дать мне ее транзистор, показываю его Ивану и спрашиваю:
— Фа хочет музыки?
(До 6 мая он, едва завидев кого-нибудь из нас с транзистором в руках, кричал «’ка!».)
Однако он отказывается от этого соблазна, погружается в воду и снова начинает играть с Бесси. Она не съела свою последнюю рыбину, и они делают вид, будто вырывают ее друг у друга. Несколько раз я его зову — безуспешно.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Голодовка, как и было предусмотрено, вызвала необходимость контакта. Первый обнадеживающий вывод, опыта: Иван не забыл свой английский. Он понял все мои фразы, произнес семь слов: «Па, рыба[12], ’шай (вместо «послушай»), ’ром (вместо «вечером»), ’кэй (вместо «о’кэй»), Би (вместо «Бесси»), Фа (вместо «Иван»). Зато с очевидностью обнаруживался фат гораздо менее удовлетворительный. Иван сознательно ограничил контакт с нами лишь самым необходимым. Наверное, он догадался, что голодовка была своеобразным шантажом, чтобы вынудить его возобновить диалог. Если так, то он «надул» нас: он добился своей рыбы с помощью минимума слов. Может быть, нам следовало бы изменить наши умственные стереотипы в отношении Ивана, стараться обращаться с ним как с личностью и пытаться убедить его разговаривать с нами, вместо того чтобы принуждать его к этому механическими способами.
