— Димон, дружище, — обрадовался больной, увидев меня. — Я видел людей, в которых почти не было людей. Но в тебе человека больше, чем в любом из человеков! И я знаю, ты не останешься глухим к страданиям старого, больного человека, и скажешь этой ведьме, чтобы принесла мне бутылочку водочки?
— Доктор сказал…
— К черту этого доктора! — зашипел Сан Саныч. — Я бывал в таких местах, где мясо можно на камнях жарить! Бывал и там, где плевок замерзает, не долетая до земли! И знаешь, что меня всегда спасало? Спирт! Чистый медицинский спирт! А тут — какая-то водка! Спирт был для меня всем — хлебом, мясом, водой и даже женщиной! Доктор сам сказал, что я не помру от рюмочки водочки. А без нее — наоборот, помру. И моя смерть будет на твоей совести!
— Удачи, — помахал я рукой и повернулся к выходу.
— Дима, подожди! — продолжал полковник жалобным голосом. — Ну посмотри на меня. Посмотри, как дрожат мои руки. И я не могу их остановить! Дима, я многое в жизни повидал… я видел, как черномазые едят людей… да, чего греха таить? Я и сам пробовал человечинку… а уж скольких я отправил на тот свет — не пересчитать! И когда я трезв — они приходят ко мне. Нехристи… все эти ужасы… я и сейчас вижу старого Али — вон там, в углу, у тебя за спиной, Дима. Ну ма-а-аленькую рюмочку. Совсем маленькую! Я заплачу тебе штуку баксов!
— Хрен с тобой, — сдался я. — Только деньги… оставь — тебе на похороны пригодятся.
Я принес бутылку водки, которую больной ополовинил прямо из горла. Теперь полковник заметно порозовел, глаза заблестели, а дыхание успокоилось. Нащупав пачку сигарет и зажигалку, он задымил. Некоторое время военный молча курил, а я боялся уйти — как бы он не заснул с сигаретой, и не спалил всего "Адмирала Казакевича".
— Ты видел сегодня этого человека? — спросил, наконец, Сан Саныч.
— Дядю Степу?
— Да, его! Это редкостная гнида. Но, те, кто послали его — еще хуже. Это бездельники, которые промотали все, что у них было, и теперь зарятся на мое. Вот я — человек бережливый, я не спускал бабки на силиконовых дур, не просаживал их в казино, и не кололся всяким дерьмом. Но ничего, я опять их надую. Я немного полежу, очухаюсь, и снова свалю…
Полковник снова замолчал. При этом он бледнел прямо на глазах, а на лбу выступила испарина.
— Чертов доктор доконал меня… — произнес постоялец. — В голове шумит. Слушай меня, Димон. Если у меня не получится свалить раньше, чем появится кто-то из них — знай — они охотятся за пакетом. Там, в бауле… тогда хватай ноги в руки и дуй к этому проклятому докторишке. К участковому не ходи — он жидковат. Но у этого доктора есть яйца. Пусть он тогда собирает всех, всех, кого найдет, всех, кого сможет собрать — и дует сюда. И накроет всю шайку. Димыч, я богат! Я так богат, что ты и не можешь себе представить! Эти ваши Абрамович с Березовским передо мной никто! Я один знаю, где Колян все спрятал. Он умер на моих руках там, в этой проклятой пустыне… точно так, как сейчас умираю я. И он завещал все мне. Только мне! До последней копейки! И я все разделю с тобой, по-братски. Слово офицера!
