Все остальные самолеты убраны. Вокруг стоит предрассветная дымка. Темнота, как будто запылилась.
В самолете пятьдесят человек заложников и десять террористов. Самолет, по их утверждениям, заминирован. Я вижу спецназовцев, сидящих у шасси самолета. Они пробрались туда, когда подъезжала машина заправки.
Дождь перестал. В воздухе тонкий запах осени: немного бензина, сухой травы и мокрого асфальта. Зябко.
Жека открывает багажник и вынимает сумку. В сумке фотоаппарат, объективы, вспышки. Она бросает сумку на заднее сиденье и достает фотоаппарат. Мы с Машей курим чуть в сторону. Где-то в траве свербит цикада.
– Никогда не мог понять, с какой стороны идет звук, – говорю я, выдыхая дым, – когда они стрекочут, всегда кажется, что с другой стороны, а потом у тебя из-под ног выпрыгивает такое чудовище размером с комнатную собаку, и звук прекращается, и оказывается, что ты шел прямо на него, хотя думал, что специально идешь в другую сторону. Ты не замечала такого?
Маша молчит.
– Может, поедем потом в караоке? Ты как? Еще не устала?
Мы курим. Молчим. Слушаем цикад. Аэропорт и самолет кажутся заброшенными. Только электрический свет, который запутался в проводах и все никак не погаснет. Последний затянувшийся спазм электричества. Такой момент бывает в фильмах про конец света: цивилизация погибла, а мы последние люди на земле.
Хотя нет. Я вижу, как спецназовцы под самолетом начинают шевелиться. Один из них приоткрыл люк в дне и втекает внутрь. Свет такой яркий, что это похоже на театр теней. Одни черные силуэты вместо людей. Я считаю – один, второй, третий.
Жека сует мне в руку бутылку шампанского и смотрит в фотоаппарат, настраивая.
Я ставлю бутылку на асфальт и, взяв Машу за подбородок, поворачиваю ее лицо к свету.
– Давай я помогу, – говорю я.
Посмотрев в сумочке, Маша находит матирующие салфетки. Я беру одну и провожу по лбу, носу и подбородку. Она находит помаду и проводит ею по губам. Втягивает губы, как бы целуя саму себя.
Я беру бутылку, снимаю фольгу, начинаю раскручивать все эти бесконечные пружины, в руках у Маши бокалы.
Из самолета слышится глухой хлопок, долгое мгновение, очень долгое мгновение спустя со стороны аэропорта к самолету бегут темные тени. Они больше похожи на горбатых карликов в готических плащах. В фильме «Фантазм» были такие. Слышится автоматная очередь. Приглушенная обшивкой, она звучит, как новогодние петарды в соседнем дворе или дальше: мягко и безопасно.
Я выстреливаю пробкой. Струя бьет вверх.
