А сколько было услышано мною, о неоднократных высказываниях самого Моцарта, что «его враг» композитор Антонио Сальери «покушался на его жизнь», а также известные намеки Констанции про жалобы Вольфганга на то, что ему дали яду. Все это привело к тому, что подозрение в криминале только усилилось, а потому снова и снова становилось поводом для жарких дискуссий.
Мнения сходились в одном: Моцарту через большие промежутки времени в еду и питье подмешивали медленно действующий яд. И начало этому было положено в конце лета 1791 года. Но тут много противоречивого. Если повнимательней присмотреться к моему бывшему пациенту, то симптоматология отравления, к примеру, мышьяком совсем не соответствует клинической картине последней болезни маэстро.
Головные боли, головокружение, рвота, потеря веса, неврозы, депрессии, легкая возбудимость и беспокойное состояние — это признаки остро очерченного каломельного заболевания или «erethismus mercurialis». К картине хорошо изученного на сегодняшний день (1823 год) этого недуга относятся такие симптомы: лихорадка, экзантема и раздражение мозговой оболочки, то есть признаки, в конце концов, проявившиеся у Моцарта. А упомянутое выше ощущение озноба у маэстро — типичное при длительном действии препарата данного типа.
Я вновь и вновь мысленно возвращаюсь к последним дням великого маэстро. Хроника коротка и известна. Уже 28 ноября 1790 года мы с д-ром Матиасом фон Саллабой проводили консилиум, но так и не пришли к общему заключению. 3 декабря Моцарту пустили кровь, и состояние больного несколько улучшилось.
Вечером 4 декабря у маэстро поднялся сильный жар, начались невыносимые головные боли. Я был тогда в театре и не думал, что у маэстро будет такая сокрушительная динамика, После спектакля, я застал Моцарта совершенно плохим и назначил холодные компрессы на лоб. За два часа до смерти Моцарт потерял сознание; а что-то около 00 часов 50 минут, то есть на исходе первого часа нового, наступающего дня, 5 декабря великого композитора не стало.
В этот момент у кровати больного находились я, как домашний доктор, и свояченица — фрау Зофи Хайбль. Мадам Констанция, кажется, в тот момент отсутствовала: она то появлялась, то исчезала где-то в глубинах квартиры. Мне даже показалось, что она сторонилась покойника, избегая находиться рядом с мужем. Или так мне все казалось, — трудно сказать.
Тогда вопросов у меня возникло много. Так, мне было сообщено, что Моцарт хотя и был соборован, но причащен не был. Однако такое возможно только у лиц, находящихся в бессознательном состоянии, или тяжелобольных in hora mortis (при смерти). Следовательно,
