— Что же плохого в таком подходе?
— В нем самом — ничего. Что действительно важно, так это рассматривать всю историю с общечеловеческой точки зрения, стараться понять, что чувствовали и о чем размышляли люди. Я долго не мог этого уяснить. История должна помогать нам получать знания о том, как раздвинуть рамки времени, в котором мы живем. История — это не просто развитие техники, это эволюция мысли. Постигая то, как жили предшествующие поколения, мы начинаем постигать истоки нашего мировоззрения и оценивать свой вклад на пути к дальнейшему прогрессу. Мы можем обозначить точку нашего, так сказать, вступления на долгий путь развития цивилизации и после этого начнем осознавать, куда движемся.
Помолчав, Добсон добавил:
— Воздействие Второго откровения состоит в том, что оно дает возможность взглянуть на историю именно с такой стороны, по крайней мере с точки зрения западной мысли. При этом предреченное в Манускрипте обретает более широкий смысл, отчего предсказания кажутся не только правдоподобными, но и неизбежными.
Я спросил Добсона, сколько откровений ему довелось прочесть, и он ответил, что лишь первые два. По его словам, он открыл их для себя, слетав ненадолго в Перу три недели назад, после того, как появились слухи о древней рукописи.
— Прибыв в Перу, — продолжал историк, — я встретился с двумя людьми, которые подтвердили существование Манускрипта, хотя, казалось, были смертельно напуганы и ничего не хотели рассказывать о нем. Они объяснили, что власти просто свихнулись и угрожают расправой всякому, у кого имеются списки или кто распространяет сведения о Манускрипте.
Добсон посерьезнел:
— От этого я занервничал. Однако чуть позже один из официантов в отеле, где я остановился, рассказал мне о своем знакомом священнике, который часто упоминал о Манускрипте. По словам официанта, этот священник пытается противостоять попыткам властей замолчать существование древней рукописи. Я не удержался и отправился туда, где он жил и, по всей вероятности, проводил большую часть своего времени.
Должно быть, на моем лице выразилось удивление, потому что Добсон спросил:
— В чем дело?
— Моя приятельница, — взволнованно ответил я, — та, что рассказала мне о Манускрипте, получила псе свои сведения от какого-то священника. Однажды она беседовала с ним о Первом откровении, но он не назвал своего имени. Они собирались встретиться еще раз, но священник не пришел.
— Возможно, это был один и тот же человек, — решил Добсон. — Потому что мне тоже не удалось найти его. Дом был заперт и производил впечатление нежилого.
