- И вы, значит, предложили…
- Да. Именно. Я дал ему слово сделать все, что бы сделал он для декабристов. Что не выкажу ни лености, ни малодушия, ни страха перед властями. Что каждая малость будет выполнена.
- А практически?
- Мы договорились, что я займу его должность в губернском правлении и дом в Тобольске. А его отъезд мы обставим как малозначительное событие. Если все сделать аккуратно, можно практически избежать последствий. Я проследил год за годом. В каземате ночами этим занимался, времени хватало. Видимых последствий нет.
- Ну, а его дела… поступки, которые он совершил… они вам известны?
- С точностью. По документам.
- Н-да…- пробормотал я.
К этому надо было еще привыкнуть.
Я вспомнил, что в самый первый вечер нашего знакомства Коля вызывал у меня иронию. Потом я испытывал интерес, недоумение, досаду, симпатию, возмущение, чего только не было, наверное, почти все возможные чувства. Теперь я смотрел на него с уважением, и оно нарастало во мне, со все большим уважением я смотрел на сидящего передо мной на лавке человека с заострившимися скулами, с отросшими за время заключение в каземате волосами, в черном овчинном полушубке. Слабеющие отсветы пламени из печки освещали его взволнованное лицо.
Занятый своими, мыслями, я встал, взял несколько поленьев из принесенных Сохатым, они лежали на полу, и сунул в огонь. Посидел перед печью на корточках, глядя, как занимаются поленья сначала синеватым, потом оранжевым пламенем. Вернулся на свою лавку. Посмотрел на Колю и на Кошкину. Коля выжидательно глядел на меня. Кошкина сидела, опустив голову, и теребила Мех на своей муфте. Я попытался представить себе, что творится сейчас в ее душе. Я чувствовал, что на мне лежит ответственность за них обоих: и за него, и за нее. Я не был спокоен. Я должен был помочь им. Но как это сделать - я не представлял, и ситуация была для меня мучительной.
И тут я услышал голос Кошкиной.
- А что, Коля,- тихо спросила она,- не было ли у этого человека жены?
Я быстро обернулся. Кошкина сидела, глядя в пол. Коля смотрел в сторону.
Он ответил не сразу.
- Была,- сказал он наконец. При этом он по-прежнему безучастно смотрел в сторону.
Я напрягся. Была пауза.
- Прославилась помощью декабристам,- добавил Коля едва слышно.
В наступившей тишине только потрескивали поленья в печи. Теперь я не смотрел ни на Колю, ни на Кошкину. Спустя минуту или две я услышал, как Коля завозился на лавке. Мне казалось, он хочет что-то сказать. Но раньше, чем Коля успел произнести хоть слово, раздался голос Кошкиной:
