- Куда теперь? - крикнул я Арсентию.
- На станцию, барин, нам никак нельзя,- ответил он через плечо.- Недалеко зимовье есть, там, может, переночуем. Завтра в кибитке двинемся, на санях-то далеко не уедешь.
Я обернулся. Черный возок на белом снегу быстро исчезал из виду.
Примерно через полчаса мы свернули к берегу. Здесь тоже оказалось довольно круто, лошади с трудом втащили сани наверх. Мы подъехали к лесу. Это была тайга, густая и темная. Мы уже въезжали под плотный навес ветвей, когда я обернулся снова и еще раз глянул на реку. Солнце начинало клониться к горизонту. При этом оно, казалось, увеличивалось в размерах, словно разбухало. В следующий момент мы были в таежном сумраке, который тем сильнее сгущался, чем дальше мы продвигались.
Я смотрел по сторонам - на мощные, золотистые с черным стволы деревьев, стоявшие вдоль дороги, на сплошные буреломы в глубине. Тихо поскрипывали полозья внизу и позади нас, иногда всхрапывала какая-нибудь из лошадей. Мы ехали так довольно долго. Вдруг со стороны реки, от которой мы уже порядочно удалились, донесся мощный гул. Этот гул быстро нарастал, прокатился из конца в конец, превратился в грохот и так же неожиданно, как появился, смолк.
- Что там такое? - спросил я у Арсентия, невольно прислушиваясь, как странно звучит мой голос во вновь установившейся лесной тишине.
- А вскрываться хочет,- ответил Арсентий.- Лед, вишь, где-то уже ломает.
Вскоре мы подъехали к зимовью. Это была уж совсем крохотная избушка, вросшая в сугробы. Арсентий занялся лошадьми, Сохатый и я протоптали дорогу к избушке, отгребли снег от шаткой дверцы и открыли ее. Кошкина и Коля все еще сидели в санях, не двигаясь. Я заметил, что рука Коли лежит в муфте Кошкиной. Оба счастливо улыбались, глядя друг на друга.
- Эй! - окликнул их Сохатый.- Слазьте, господа добрые, дальше не повезу.
Они смущенно завозились в санях; выбрались, поддерживая друг друга, и пошли вслед за нами в зимовье.
Внутри были маленькая печь, две грубо сколоченных лавки, по стенам висели какие-то шкуры и несколько мешочков с припасами. Сохатый вышел и вернулся с охапкой дров. Достав откуда-то прямо из обуви нож, он настрогал лучины и занялся печью. Не прошло и минуты, как в ней уже пылал огонь. Еще через две минуты дрова начали громко трещать, в трубе загудело, и от печи пошло тепло.
На пороге показался Арсентий.
- Распрягать, что ли? - спросил он.
Сохатый подумал, потом сказал:
- Не надо покуда. Мало что…
