Теперь Вера целыми днями лежала лицом к стене и выла от отчаяния. Ей кололи успокоительные и грозили выкинуть из роддома. И, наверное, выкинули бы, чтобы прочих рожениц не нервировала, все равно от ребенка отказалась, но тут, на несчастье учреждения, а может и на счастье, нарисовалась Женька, которая принялась добросовестно обличать это «бессердечное чудовище» в облике человека. А от журналистки Потаповой еще никто не уходил. Женьке хватило трех дней, чтобы разобраться, что настоящий монстр не Вера, а ее свекровь, с которой она имела удовольствие побеседовать сквозь дверную щель. А еще она имела серьезный разговор с Вериным семилетним сыном, подкарауленным возле школы, и ее шестилетней дочкой, с которой разговаривала сквозь решетку детсадовской ограды. Дети были запуганы, боялись родную бабусю до обморока, скучали по матери и имели вид несчастный и болезненный. Этот факт заставил Женю плотно взяться за престарелого тирана, и в результате глубинных изысканий и многочисленных консультаций с начальницей местных органов опеки и попечительства, давления на старуху, запугивания, уговоров и требований принять к себе Веру и не лишать детей родной матери, впрочем, совершенно безрезультатных, Женя была вынуждена вставить коротенький сюжет в программу новостей собственного канала, пообещав в дальнейшем более развернутые комментарии с места событий. Гадкая старуха обозлилась еще больше, упиралась и грозилась выкинуть детей на улицу. Женя с начальницей опеки Антониной Ильиничной пошли на опережение и детей у старухи отняли, вместе с Вериной зарплатой. Старуха, поняв, что лишилась регулярного дохода, позеленела от злобы, но в квартиру никого так и не пустила.
Веру из роддома все же выписали, и не одну, а с ребенком, и временно поселили в кризисном центре, туда же перевезли ее детей, отнятых у бабки. Вера устроилась с детьми в центре и была абсолютно счастлива, видимо, наивно надеясь остаться там навсегда. Благотворительные фонды помогли ей собрать приданое для малыша, назначили пособие, плюс социальные службы принялись оформлять на нее полагавшиеся по закону, как матери-одиночке, льготы, о которых несчастная, запуганная, замученная жизнью необразованная Вера даже не догадывалась.
А Женю вдруг посетила светлая, да нет, что там, просто гениальная мысль встретиться с нотариусом, занимавшимся наследственным делом покойного Вериного мужа. А дело-то, оказывается, имелось!
Нотариус крайне удивилась, узнав от Жени, что у покойного имелись жена и дети. Ибо, как стало известно, у Вериного мужа при жизни имелась одна вторая доля собственности в трехкомнатной, ныне принадлежащей целиком его матери, квартире, о которой Вера понятия не имела. Зато понятие имела свекровь, но нагло заявила у нотариуса при оформлении наследства, что ни о каких прочих наследниках имущества сына знать не знает. И все захапала себе, лишив, таким образом, законной доли собственности и невестку, и родных внуков.
