Алек любит музыку. Всегда любил, вообще-то. Мама рассказывала ему, что подпевать детским песенкам и танцевать он начал раньше, чем научился ползать. А папа в такие моменты посмеивался, тянулся за фотоальбомом с пожелтевшими страницами и, не обращая внимания на краснеющего от смущения сына, демонстрировал всем присутствующим малыша в одном подгузнике, замеревшего с открытым ртом на припеве очередной песни.
Никто не удивился, когда Алек привел на ужин гитариста с красными прядями в волосах и представил его как любимого мужчину, с которым они уже три месяца вместе.
Никто не удивился, когда они съехались.
Никто не удивился, когда поженились.
Изабель часто картинно вздыхала, привлекая внимание окружающих, и начинала рассказывать о сказочной жизни своего старшего брата.
Но сказки прекратили казаться непогрешимыми еще тогда, когда закончилось детство. И «долго и счастливо» на самом деле еще не конец, а лишь начало долгого трудного пути. Магнус стал для Алека всем. Радостью, счастьем, воздухом, жизнью. Они задыхались от близости, но не могли находиться порознь. Им не хватало ночи друг для друга, не хватало дня на звонки и sms, не хватало часов в сутках, чтобы надышаться настолько, что можно было бы сказать: я бы хотел пять минут побыть один.
А потом все закончилось.
Может быть, это произошло, когда Магнус перешел в другую группу?
Может быть, когда перестал появляться дома?
Может быть, когда на все вопросы ответом стало «Не выдумывай», а в телефонной трубке лишь длинные гудки?
Может быть, когда Магнус приходил домой, но их двоих все равно окружала тишина?
Алек любит музыку. Тишина — тоже музыка, но такую музыку Алек ненавидит. Потому что ее слишком много, слишком часто он оставался один на один с глухой тишиной лофта.
Может быть, путь к разрушению строился очень медленно, по крупинкам, но рухнуло все окончательно в один момент, вчера.
Вчера, когда Магнус не пришел на их годовщину, а Лайтвуд пытался убедить себя в том, что пять лет — не такая уж и важная дата. Надо просто задуть свечи, убрать билеты в Майями в дальний ящик и поужинать в одиночестве за столом, накрытым на двоих.
Вчера, когда он поднялся в эту спальню и окунулся в тишину.
А сегодня вещи из шкафа на удивление легко перекладываются в сумку. Уже даже почти не хочется бить кулаком в стену до тех пор, пока кожа не слезет с костяшек. Всего лишь это странное ощущение, словно он распластан на полу и придавлен каменной глыбой без возможности выбраться.
