— И вы пообещали Грею поддержку в обмен на то, что он будет терроризировать город, — мрачно отозвался Таронский.
Старик кивнул:
— Понимаю, звучит дико. Но тут нужно смотреть на картину в целом, а не на фрагмент, — Длань с трудом поднял голову, заливая рубашку кровью. — Мы решили использовать темных, показав народу в их лице того самого долгожданного врага. Мы решили, что пока малые группы темных будут переправляться на земли Серпа, мы успеем вернуть былую искру в гаснущий от лени и скуки огонь жизни. Но мы и не думали, что Грей имел иные планы. Мы сами были поражены, когда начался этот бунт. Но больше всего поразило меня то, сколько народу сразу же перешло на сторону этих еретиков. Их все еще не очень много, но достаточно, чтобы сказать, что они своего добились.
— Добились чего?
— Переворота. Они вернулись мстить и месть движет ими… Впрочем, теперь у Стоунгарда появился достойный противник.
— Зачем Грею убивать Тригмагистров? — спросил Таронский, — Убивать вас?
— За предательство, — несмело предположил старик.
И вздрогнул от оглушающего хохота инквизитора. Максимилиан смеялся, подняв лицо вверх и ударяя кулаком в стальной перчатке по стене. Максимилиан заходился смехом, брызгая слюной и расплескивая навернувшиеся слезы. Его хохот был похож на хохот умалишенного, впавшего в очередной припадок. Таронский смеялся, рыча от горечи. Смеялся, заходясь в хрипе на вдохе.
— Но как же мы? — прорычал Максимилиан, сводя онемевшие губы. — Как же мы? Мы, которые верили вам как самим себе?
— Пойми…
— Да будь ты проклят! — гримаса болезненного смеха разом превратилась в гримасу ярости. — Будь ты проклят, вершитель судеб! Это не я Рэкис, а ты! Одним взмахом сокрушивший мой мир и мир тех, кто им жил. Я! Я считал, что делаю все правильно! Что нет иной жизни, как жизнь служителя высшему благу. Вы сами учили меня с пеленок не сомневаться… А теперь что? Я жил впустую? Я делал только хуже, стараясь делать лучше? Так, да? Я жил вообще?
Брови сбились над переносицей, меч со свистом вышел из ножен.
— Такова судьба, — выдохнул Книст со сгустками крови.
ОН вдруг сипло закричал, задергался в кресле. Его лицо почернело, шея раздулась.
— Добей… Молю!
Максимилиан подошел к столу, с трудом разжал кулак. Меч с грохотом упал на столешницу.
— Девочку из подвала Альвареса пытали несколько часов, — медленно проговорил Таронский. — Интересно, ей рассказали, что таким образом просто хотят сделать мир лучше? Или ей рассказали, что просто три спятивших старика хотят удержать власть в своих руках, не придумав ничего лучшего, чем занять народ войной?
