— Счастливец, — тихо вздохнула Ниночка, — ты так много путешествовал, много видел…
— За эти последние восемь лет я ни разу не встречал весну в одном и том же городе… Год назад весна застала меня в Мариуполе. Эх, хорошо на юге: солнце, цветы!
Он замолчал.
Задумался, облокотясь на руку.
— Отцу будет неприятно, если ты уедешь…
— Возможно… Старику хотелось бы, чтоб я остался и начал плясать по его дудке. Нет, этого не будет! Трудно с ним ужиться: характер больно скверный. Самолюбив, упрям, недоверчив до болезненности… Не хотелось бы говорить об этом, да уж так к слову пришлось. Ты вот знаешь, даже и теперь он не может отделаться от недоверия ко мне… Войдёт, глазами по углам косится: не стоит ли где бутылка. До тайного шпионства унизился… Кучера расспрашивал.
Антон раздраженно раскашлялся.
— А спросил бы, на какие я деньги пить стану?! В карманах пустота! Если бы не ты с Ликой, так и без табаку бы насиделся.
— А скажи, Антоша… тебя сейчас не тянет…
Ниночка запнулась.
— Не тянет пить, — тихо закончила она.
— И ты тоже! Успокойся: пока еще не тянет.
На его бледном, исхудалом лице задрожала деланная улыбка.
— Ах, сестрёнка, если бы ты знала! Пил я, действительно, много, и ещё, может быть, пить буду, не закаиваюсь… Да ты спроси, отчего я пил, в какое время за рюмку брался… От тоски, от неудовлетворённости душевной… Нелепо жизнь сложилась! Ну, да что там толковать! Много у нас на Руси пьют. Недаром поэт сказал: «одна дорога торная — дорога к кабаку». Бьётся человек, как муха в паутине. Кругом пошлость, мещанские будни. Невольно потянет в Нирвану.
— Господи! да неужели нет в жизни других интересов? Для тебя, например, искусство, театр…
— Ах, ты не знаешь, о чём говоришь! Театр! Я отдал сцене свою молодость, своё здоровье. Лучшие силы своего духовного «я» растратил в чёрной неблагодарной работе провинциального актёра… А что мне взамен этого дала сцена? Нет, не говори об искусстве! В наши дни, в наше время искусство пало. Всё идёт на убыль…
— Но ведь ты любишь театр?
— Да, ты права: я люблю сцену. Никакие разочарования, никакие огорчения — не в силах вырвать этого чувства. Знаешь ли ты, сестрёнка, что раз человек вступит на театральные подмостки, трудно ему расстаться с ними… Рампа имеет страшную притягательную силу… Я отравил свою душу запахом декораций. Наглотался кулисной пыли. Сцена для меня необходима…
Помолчав немного, Антон Константинович продолжал:
— Здесь, в городе я встретился с Васькой Петровым. Он режиссирует в местном драматическом кружке… Мы с ним товарищи: вместе два сезона служили. Приглашал меня играть… Надо будет вот на днях сходить к нему.
