— Что ты хотела сказать, Олли? — внимательно посмотрел на жену Ремнев.
Она улыбнулась странной, неестественной улыбкой и нервно хрустнула пальцами.
— Так… ничего особенного. Мой последний аргумент был бы слишком бледен. Пожалуй, даже в твоих глазах смешон!
— Однако, — продолжал допытываться Алексей Петрович.
Она быстро подошла и красивым жестом опустила руки на плечи мужа.
— Друг мой, в глубине души я, разумеется, горжусь стойкостью твоих убеждений, но, вместе с тем, и боюсь за тебя. Ведь я же… женщина и мать, — повторила она, ласково улыбаясь, фразу Алексея Петровича.
Эти слова до глубины души растрогали его.
Он бережно отвёл руки жены и встал.
— Полно, родная моя! Не тревожь себя излишними опасениями… Время, однако, ложиться спать. Доброй ночи!
…Ремнев проснулся около девяти часов утра. Демонстрация назначена была в двенадцать, так что торопиться ему собственно было некуда.
Но спать уже не хотелось. Сон освежил его.
Он чувствовал себя бодрым и сильным. Не спеша занялся комнатной гимнастикой — привычка, которую он усвоил себе в дни одиночного заключения. Оделся и вышел в столовую.
Ольга Михайловна хлопотала около кипящего самовара. Вид у ней был утомлённый. Выражение лица озабоченное.
Ремнев посмотрел на нахмуренное лицо жены и осторожно спросил:
— Ты, должно быть, плохо спала, Олли! Или, может быть, тебе нездоровится, а?
— Ничего, пустяки! — уклончиво ответила молодая женщина.
Помолчав немного, она добавила:
— Марья ходила сегодня утром в лавку за мясом. Принесла целую кучу новостей. В местных рядах открыто говорят о готовящемся избиении демонстрантов. Лабазники, мясники, вообще серое мещанство, страшно возмущено… В воздухе пахнет погромом.
— Ну, пустяки: слухи эти чересчур преувеличены, — успокоил жену Ремнев. — Да впрочем, так или иначе, а теперь отступать уже поздно.
Разговор оборвался.
— Ты не сейчас ещё пойдёшь из дому? — спросила Ольга Михайловна.
— Я выйду в начале двенадцатого, а что?
— В таком случае я прощусь с тобой до вечера. Я должна пойти на урок.
— Ступай, Олли! — коротко отозвался он.
Молодая женщина наклонилась и поцеловала мужа в лоб.
— Надеюсь встретить тебя живым и здоровым!
— Ради Бога, не беспокойся и не волнуйся…
— Ах, поскорее бы прошёл этот день! — вырвалось у неё искреннее замечание.
Она казалась взволнованной и опечаленной. Руки её, закладывая булавку шапки, заметно дрожали.
…Проводив жену, Ремнев вернулся в свою комнату. Чуть ли не в десятый раз принялся осматривать свой револьвер. Убедившись, что оружие в полной исправности, он положил его в карман пальто.
