Он ничего не ответил, и я чуть приблизилась к нему:
– Дэйви, прости, но когда ты говорил про то, что Джек спланировал – что ты имел в виду?
Я старалась говорить тихо и быстро, ведь надо только выяснить и тут же уйти.
Как только я назвала имя Джека, Дэйви быстро обернулся ко мне. На долю секунды встретился со мной взглядом. И прошептал:
– Неприятности.
– Нет, Дэйви, нет, никаких неприятностей.
– Неприятности, – прошептал он, потом встал, зажимая уши, и крикнул: – Я не смогу играть, если снова неприятности!
– Нет, я только хотела…
– Неприятности! – взвыл Дэйви, подбежал к игровой консоли и закрыл ее руками.
– Что ты здесь делаешь? – прозвучал у меня за спиной ледяной голос.
Я обернулась, это был Джек.
– Да… просто зашла, – забормотала я.
У Джека в руке был стакан с чем-то оранжевым.
– Тут витамины, тебе от утренней тошноты. – На лице его была ярость. – Что ты здесь делаешь?
Он подошел к Дэйви и присел рядом, стараясь поймать его взгляд.
– Никаких неприятностей, приятель. Совсем. Никаких неприятностей.
Дэйви быстро закивал, будто успокоившись, и сел обратно на кровать. Я медленно попятилась за дверь, дошла до нашей комнаты. Щеки у меня горели.
Джек пришел через несколько минут. Он ничего не сказал, только взмахнул руками, будто спрашивая: «Ну?»
– Извини меня. Я только…
– Так нельзя, – перебил он меня. – Нельзя просто так с ним заговаривать. Входить в его пространство. Он не может… в общем, с ним так нельзя.
– Я знаю, что виновата, – сказала я.
Джек поставил стакан на комод и больше не стал ничего говорить. Я смотрела ему в глаза. Значит, он не слышал. Я медленно выдохнула через нос. Он не знал, про что я спрашивала Дэйви, что выясняла. Я легла на кровать, больше ничего не сказав.
Больше так делать нельзя.
Я прислушивалась к тиканью часов, тихому жужжанию включающегося компьютера. Я закончила письмо, начатое накануне, и положила его на стул моего руководителя. Он этого терпеть не мог, но иначе забывал важные документы; они терялись среди книг, судебных бумаг и писем, загромождающих его стол. В больнице такой неорганизованности не потерпели бы.
– Рейчел! – Он как раз вошел в комнату. Его звали Пол, но он любил, чтобы я называла его мистер Гринт.
Я вздрогнула. Я слушала медицинскую передачу через наушники и почувствовала себя виноватой, хотя еще даже девяти часов не было. Он глянул на меня пренебрежительно, потом взял со стула письмо и прочел.
– Нет-нет, – сказал он, подняв его вверх и подходя ко мне. – Я продиктовал «гипергликемические».
