В эту ночь я видел свое сокровище во сне так живо и ощутимо, словно уже обладал им.
Лезвие было блестящим, как серебро, и таким острым, что рассекало все, к чему ни прикоснешься. Я бегал вдоль ручья и звонко подкашивал дикую траву, она послушно ложилась валками.
Утром у меня едва хватило терпения наскоро умыться, выпить пиалу чая с ломтиком лепешки. Я помчался к торговым рядам.
По дороге я взвешивал, как же лучше поступить. Мне пришло в голову, что дядя Мурод только сказал так — «сделаю», а сегодня вдруг предложит: «Выбирай из готовых». Брать? Или ответить: «Нет, вы сделайте специально для меня». Ведь хорошо, когда все исполнено по твоему вкусу! С другой стороны, разве плохо будет получить подарок сразу? Да еще на выбор! И ждать не придется, уже через несколько минуток я буду прилаживать ножны к поясу. Да, пожалуй, я так и поступлю: выберу из готовых. Только не какой попало, а из хорошей стали, чтобы он не скоро притупился.
Я бежал по узким улицам городских кварталов и будто видел перед собой своего замечательного дядю Мурода. Он невысокого роста, поджарый мужчина с козлиной бородкой. Слегка прихрамывает на правую ногу. Наверное, сидит ждет меня и как только увидит, то скажет, растягивая слова: «А-а, племянничек? Заходи, заходи, я приберег тут для тебя один ножичек…» Приподняв край курпачи, он извлечет подарок и вручит мне. Или даст выбрать. А может, скажет: «Вот заканчиваю делать специально для тебя. Садись жди».
…Первые слова дяди почти точно такими и оказались (здорово я угадал):
— A-а племянник, заходи! Все у тебя хорошо? Здоров?
Я ответил как и полагается, осведомился о здоровье и делах дяди.
— Помаленечку живем, племянничек, — бормотал дядя, не отрываясь от работы. — Жизнь есть жизнь, с утра до вечера ковыряемся. Смастеришь два-три ножичка, вот и сведешь концы с концами…
Сам он скажет о подарке или напомнить? Нет, напоминать неудобно. Потерплю минутку. Тем более, что есть на что посмотреть.
Это не просто мастерская. Лавка-кузница. Дядя тут изготавливает свои изделия, тут же их и продает.
В центре, под ветхим пузатым кузнечным мехом, полыхают раскаленные угли. На темной и выщербленной наковальне тускло сверкают молотки и какие-то непонятные мне инструменты.
Интересно наблюдать за работой дяди. Он сидит у дверей, где посветлее, на низенькой дощатой суфе́[29], застланной латаным-перелатаным одеялом, которое потемнело от кузнечной гари и копоти. Сейчас дядя наводит узор на свинцовую часть рукоятки ножа. Чем-то похожим на шило он насек полукружья с завитками и крапинками, а под полукружьями появились разные рисунки. Один напоминал звезду, другой — лепестки розы, а третий — то ли яблоко, то ли персик.
