С домашним хозяйством тоже ведь хватало забот, и все же обе женщины дружно справлялись с делами. В нашем очаге был огонь. Мы, дети, редко оставались голодными.
— Эти две вдовы, старая и молодая, словно две сестрицы, — говорили соседки про мою бабушку и маму. — Одна трудолюбивее другой, одна за другую все старается сделать. Разве таким страшны бедность и тяготы?
Но есть, наверное, на свете беды печальнее бедности. Одна из таких бед — разлука. Такая беда к нам и пришла.
Моя мать стала все чаще и чаще уходить из дому к своему брату. Иногда, забрав с собой моего братишку, она исчезала на три-четыре дня. Бабушка становилась совсем молчаливой и была со мной ласковой как никогда.
Как-то моя мама не возвращалась из семьи брата целую неделю. Бабушка извелась, хотя виду и не подавала.
И тогда я отправился за матерью к дяде Хазратку́лу. Должен же кто-то вернуть ее наконец домой!
* * *
В том квартале, куда я пошел, жил не только дядя Хазраткул, но и все другие наши родственники со стороны моей матери. Из родичей моего отца там жила только тетушка Хамро́, смешливая, бойкая и добрая женщина, которая, говорят, когда-то и сосватала моих родителей.
Я вошел во двор дяди и сразу увидел на террасе свою мать. Она сидела там с моей тетей Салома́т и с другой моей тетей — дядиной женой. Одна из теток стегала курпачу́[17], другая сшивала лоскуты, а моя мама, приладив на колене новую тюбетейку, расшивала узоры.
Я поднялся на террасу. Ни с кем не здороваясь, я сказал матери:
— Вставай, пойдем домой.
Мать замерла и ничего мне не ответила. Она метнула на тетушку Саломат беспомощный взгляд. А та поспешила ей на выручку, заговорила со мной:
— Куда ты собрался увести свою мать, а?
— Как куда?! — вскричал я. — Нам надо домой!
Тетя Саломат опустила глаза, нахмурилась, помолчала, а потом, с трудом произнося слова, сказала:
— Понимаешь, мальчик… дом твоей матери — здесь… Да, да, здесь она родилась, здесь выросла…
— Но она ведь замужем! — нашелся я.
— Да, отсюда она вышла замуж, — продолжала тетя Саломат, — но муж ее умер, и она вернулась сюда…
— Не вернулась! Не вернется! — закричал я, прервав тетю на полуслове.
— Раджаббо́й, дорогой мой, присядь-ка… — взмолилась тетя Саломат, обмахнув лоскутом край террасы. — Хоть ты и мал, но должен кое-что понимать. Твоя мать не делает ничего дурного, а выполняет долг: женщина, похоронившая мужа, не имеет права жить в его доме больше трех лет. Так положено по шариа́ту — мусульманскому закону. Твоя мать обязана была уйти от вас, понимаешь? Она и так вдовеет уже четыре года…
